Близкие люди
Шрифт:
Второе — не работал телевизор. Степан не слышал ни сокрушительной стрельбы, ни политических новостей, ни воплей восторженных зрителей.
И еще чем-то пахло. Чем-то таким, отчего у него вдруг стало пусто и гулко в животе и показалось, что он немедленно умрет, если не съест этого… что так пахнет.
Забыв снять ботинки, зажав в кулаке ключи, осторожно, как сапер, боящийся нарваться на мину, он двинулся в глубь квартиры, заглядывая по дороге во все двери.
В Ивановой спальне горел свет. Иван, по-турецки скрестив
На полу, под торшером, тоже скрестив ноги, сидела — Степан закрыл глаза и пошатнулся — прибалтийская крыса Инга Арнольдовна и читала в лицах «Трое в лодке, не считая собаки».
«Этого не может быть. Я ошибся квартирой. Или домом. Или жизнью».
И еще он подумал: «Хватит. На сегодня мне уже хватит удовольствий. Я больше не вынесу».
— Добрый вечер, — проговорил он мрачно, — что тут происходит?
Развеселая парочка разом встрепенулась и замерла, одинаково вытянув шеи.
— Папка! — завопил Иван. — Папочка приехал!
И кинулся ему на шею. Как правило, по вечерам он прятался за диваном.
Степан растерянно подхватил его, стукнув по спине портфелем, который он так и не догадался отпустить, и потерся щекой о золотистую макушку и даже чуть-чуть подышал в нее.
И ему стало легче.
— Прошу прощения за вторжение, — проговорила прибалтийская крыса сдержанно, — но у нас не было другого выхода.
— Как вы сюда попали? — буркнул Степан.
— Клара Ильинична не пришла! — заорал Иван ему в ухо и запрыгал на нем, как бандерлог на пальме, вцепившись руками и ногами. — Не пришла, не пришла, не пришла!! И Инга Арнольдовна повезла меня домой!
— А мне нельзя было позвонить? — Он сам не понимал, что с ним, почему он так злится, что хочет изобразить. Гнев? Неудовольствие? Все, что угодно, кроме того, что изобразить бы следовало, — благодарности. Все уже было ему ясно — произошел некий форс-мажор, и эта… как ее… Ингеборга этот форс-мажор ликвидировала. Ну и спасибо ей большое!.. И до свидания!..
— Мы вам звонили, — сказала она все так же сдержанно, — и на работу, и на мобильный. На работе вас не было, а мобильный…
— Да, — перебил он, — знаю. Не отвечал.
Он вдруг так устал, что ему расхотелось жить. Вообще жить, а не только задавать вопросы и выслушивать ответы.
— Подожди, я руки помою, — сказал он Ивану и опустил его на диван.
Он вымыл руки, вышел из ванной, уселся за стол в гостиной и потер лицо. Потом потянулся за телефоном.
«На удивление милый и общительный человек», — подумала Ингеборга, глядя в его солдатский затылок.
— И что, Клара Ильинична совсем не пришла? — не оборачиваясь, спросил он как бы в пространство, но, надо полагать, у нее.
— Пришла, — призналась Ингеборга, решив, что терять ей, кроме жизни, все равно нечего, — она пришла, час побыла с мальчиком, и я ее уволила.
Трубка упала из толстых пальцев и грохнулась на стол с противным пластмассовым звуком.
— Представляешь, как здорово, пап? — спросил в дверях Иван. Он стоял, завернувшись в плед, который простирался за ним, как шлейф. Мордаха у него была счастливой. — Она больше не придет, мне Инга Арнольдовна обещала! Представляешь, пап?!
— Да, — согласился Степан, — представляю. Так, а теперь объясните мне, что, в конце концов, произошло?
— Я уволила вашу няньку, потому что это никакая не нянька, а… — она поискала слово, — профессиональная садистка. Она даже двух слов не может сказать спокойно. Она терроризирует ребенка, как будто это ее главная задача. Она его унижает, заставляет выполнять ее идиотские приказания…
— Да вам-то что за дело, черт вас побери?!
— Да не меня черт побери, а вас черт побери! У вас нежный, милый, душевный мальчик, а вы растите из него неврастеника и лгуна! И все потому, что вам нет до него никакого дела!
— Значит, вам есть дело?!
— Мне есть!
— По какому праву вы вмешиваетесь в нашу жизнь?! Кто вас об этом просил? Что вам здесь нужно? Хотите, я заплачу вам за доставку моего ребенка, и проваливайте отсюда! Только для начала верните на место мою няньку!
— Найдите другую няньку, если не хотите, чтобы ваш сын пропал окончательно! Во что вы превратили его жизнь?! Он ждет вас с работы так, как будто его должны выпустить из тюрьмы, а вы ничего не замечаете! Он совсем вам не нужен, бедный малыш, и вы даже не думаете о том, что ему плохо с этой женщиной!
— А с какой женщиной ему будет хорошо?! Где я ее возьму?! Вот завтра кто приведет его из школы? Кто даст ему поесть? Кто будет делать с ним уроки?! А?! Я вас спрашиваю?!
— Вы заберете, и вы будете делать! Он ваш сын!
— Я не могу! Я работаю!
— Вы отец!
— Да, и что из этого?! Я что, должен бросить работу?!
— А что, лучше бросить ребенка?!
— Вы сейчас же позвоните Кларе Ильиничне, извинитесь перед ней и дадите трубку мне!
— Вы просто сумасшедший! Ясно вам? Я очень сочувствую вашему сыну. Очень!
Хлопнула дверь, шаги торопливо сбежали по лестнице вниз.
Степан в ярости пихнул ногой стул, подошел к двери и защелкнул замок.
Потом прошелся по квартире. Зашел в ванную и попил холодной воды из-под крана.
Ничего не помогало.
Сильно топая, он еще раз прошелся по квартире и остановился на пороге Ивановой спальни.
Иван лежал бесформенной кучей, накрывшись с головой, и Степан уже знал, что это означает. Он сдернул одеяло, швырнул его на пол, поднял и накрыл Ивана снова.