Близкий враг
Шрифт:
Сейчас, наконец, мы нашли небольшое кафе в тишине сквера. У входа в парк шумел фонтан; вечером тут, судя по приспособлениям, была бы светомузыка. Мы сели в кафе.
— Не арку… старинный был посёлок, — улыбнулся отец. — Ну вот и тут… Снесли какое-то кладбище, а плиты валяются, — сказал отец. — После войны случайно и на участниках оказалось.
— Что же тут — атомную бомбу взорвали? — непонимания я.
— Все немцы снесли под щебень,
— Это где? — насторожилась я.
— Да в деревне, где я рос. Там на сельском кладбище полно плит дореволюционных было
— Это где ты мне говорил, что плиты четырнадцатого века? — с негодованием прищурилась я.
— Нет, девятнадцатого. А может и восемнадцатого есть.
— Врешь ты все… — обиделась я.
Я пригубила подтаявшее мороженое. Отец часто рассказывал мне про деревню, где он рос и свои приключения, да только я не очень это понимала. Удивительно, но я никогда не видела тех ребят, с которыми он гонял — ни один из них никогда он был у нас дома. Я никогда не видела родственников отца из той деревни, да и сам он не рвался туда поехать. Разве что на могилу своей матери, моей бабушки, которая была, как говорила мама, то ли дурой, то ли умалишённой. Да и раков ловить мой отец, откровенно говоря, не умел. Был только некий двоюродный брат Анатолий, но тот был такой законченный алкоголик, что едва ли не пил ацетон или что-то в этом роде.
«Папа, а где то озеро, где ты огромного линя поймал?» — осторожно спросила я.
«Да, за полигоно, — махнул отец рукой. — Теперь туда не проехать: там только по пропускам проехать можно. А тогда оно было…»
Я поняла, что то озеро, как и все остальное, увидеть мне не придется.
— Ладно, заканчивай, — сказал отец. — Пошли прогуляемся.
Он смотрел на меня с каким-то необъяснимым теплом, которое я не могла понять. Напротив нас сидела кака-то пара, выпивая вино, и мне оно казалось частичкой иной, взрослой жизни. Мне не хотелось уходить из кафе, но в тоже время хотелось посмотреть и город. Я все ещё думала о загадочных плитах. Может, я правда что-то не поняла, и это вовсе не могильные плиты?
Улица казалась не особо примечательной, но уютной и милой в своей простоте. Ни толпы. Ни суеты. Бездонное синее небо, настолько насыщенное, словно раскрашено гуашью. Романтическая кленовая аллея. Явно старое здание жилого дома из розового кирпича и плит.
Я боялась только одного. У отца была привычка выпивать, после чего его всегда ужасно развозило, даже от полстакана. Мне совсем не хотелось оказаться в чужом городе с выпившим отцом. Однажды его развезло. и я едва сумела дотащить его до гостиницы. «Хоть бы не выпил тут», — думала я с отвращением.
— Папа… Куда пойдем? — спросила я требовательно.
—
— Ну, давай. Только ты меня к тем серым зданиям своди, — велела я.
Мы пошли через маленький скверик. Отец опять стал рассказывать мне что-то о своем прошлом. Мол, в армии его в школу командиров отправили и почитали как старшину. Я смотрела на газон, а в голове звучал голос матери: «Что? Да наш алкаш там месяц прослужил всего, потом командир его отца вызвал и велел забрать его домой!»
— Папа, а почему этот город был так разрушен на войне? И даты кругом, то 1942-й, то 1943-й? — дёрнула я отца за рукав.
Отец никогда не отвечал сразу. Подумав, он достал пачку сигарет из своего кармана на рубашке и закурил.
— Понимаешь, Жень…. Этот город несколько раз переходил из рук в руки. То немцы его брали, то наши. То снова отбивали, то снова сдавали. Вот и стёрли.
— А мы….
— А мы стали отступать до Сталинграда. И Воронеж почти весь сдали, и Ростов….
— И Миллерово? — я вспомнила станцию, которую мы проезжали, когда ехали на море.
— И Миллерово, точно, — кивнул он. — Потом после Сталинграда мы пошли в наступление и отбили город.
— Ура! — сказала я.
— А немцы собрались с силами, и весной сорок третьего город снова отбили, — сказал отец.
— После Сталинграда? — мне казалось, я узнаю что-то невероятное.
— После Сталинграда, — ответил отец. — Да, мы снова проиграли. Потому и был Курск.
— Помнишь, мы сегодня у тети моей бвли? Она маленькой войну помнит.
— А что, например, она помнит? Это же невероятно…
— Ну так… — сказал отец. — Ребёнком была, но их с матерью, тётей Марусей, отправили в область в эвакуацию…
Улица убегала вдаль потоком машин. Мы пошли мимо темно-серых домов с лепниной. Я смотрела по сторонам на бесконечные двери магазинов. Я думала над загадочными немцами, которые они завоевали всю Европу и дошли до Волги. И только мы их остановили. Впрочем, было кое-что не дававшее мне покоя.
За год до этого мы ездили в Крым на море. Родители повезли меня в Никитский ботанический сад, да там и пристроились к экскурсии. Было жарко, и я не очень ее выдерживала: больше, присев на корточки, играла с шишками в отдалении. Но меня удивило, что тот сад основал некий Христиан Христианович Стевен. Я никогда не встречала человека с таким именем и с такой фамилией. А в девятнадцатом веке он жил в Крыму, и никто не удивлялся. Интересно, а куда они делись?