Близнецы
Шрифт:
– Эллиот? Что я значу для тебя?
– Что? – Его голос казался грубым.
– Мы встречаемся уже почти шесть месяцев. – «Хотя ты ни разу не провел ни одной ночи со мной». Она отбросила эту мысль. – Мы видимся почти каждую ночь. – За исключением тех дней, когда твой ненаглядный сын приезжает домой из Гарварда.
– Ты моя любовница, – раздраженно ответил Эллиот.
– Как я могу быть твоей любовницей? Ведь у тебя нет жены!
Даже в темноте она увидела злость в глазах Эллиота. Она невольно задрожала, внезапно испугавшись, что он может ударить ее.
Она знала, что больше никогда не увидит его снова.
На расстоянии в шестьдесят миль, в Принстоне…
– Хочешь еще немного дури? – Симпатичная студентка со светло-рыжими локонами вставила в рот Чарлза недокуренный «джойнт».
– М-м. – Чарлз сделал медленный вдох, почувствовал, что его легкие наполняются дымом, и задержал дыхание.
– А меня ты хочешь? – проворковала девушка, прижалась к нему обнаженным телом и стала накручивать на пальцы его длинные, до плеч, каштановые волосы.
– Мне нужно идти, – сказал Чарлз, делая выдох.
– Ты всегда уходишь, Чарлз. Почему ты не проводишь со мной всю ночь?
Чарлз ничего не ответил. Вместо этого он встал с кровати и натянул свои выцветшие джинсы. Его красивое обнаженное тело казалось бронзовым при свете свечи.
– Разве тебе не нравится заниматься со мной любовью?
– Нравится, – честно ответил Чарлз. – И мы только что этим занимались. Два раза.
– Но после этого ты никогда не обнимаешь меня. И никогда не остаешься. Иногда мне кажется, что ты не испытываешь ко мне никаких чувств, Чарлз, – надув губки, осторожно прошептала она. – Иногда мне кажется, что ты не любишь меня.
«Конечно, не испытываю, – думал Чарлз, очаровывая ее своей обольстительной улыбкой. – И не люблю».
Чарлз уехал из Принстона за две недели до окончания первого курса. К весне он устал от наркотической пелены своей жизни. Осенью и зимой наркотики и девушки обеспечивали ему теплый, соблазнительный, объятый дурманом уход от своих разбитых вдребезги мечтаний. Он пропускал занятие за занятием, предаваясь бесконечным и бесцельным утехам. Он уговаривал себя, что его мечты больше ничего не значат. Ничто не имело значения – ни литература, ни спорт, ни сочинения, ни…
Но Чарлз покупал каждый номер «Образов». И он представлял в своем воображении удивительные разговоры с Эллиотом. Он мог бы рассказать Эллиоту, что неправильно в «Образах», а Эллиот бы внимательно слушал его, и его темные глаза блестели бы от гордости за сына.
– Если бы только рисунки соответствовали текстам, отец.
– Что ты имеешь в виду?
– Если слова и рисунки объединить, так чтобы вместе они составляли образ…
– Да. Что еще?
– «Образы» должны быть для всех и каждого, а не только для богатых.
– Ты прав, Чарлз, – сказал бы Эллиот. – Возвращайся, сынок, – потом поспешно добавил бы он, улыбаясь. – Давай сделаем «Образы» такими, какими они могут быть.
– Это никогда
Почти весь апрель ушел у Чарлза на то, чтобы отвыкнуть от разрушающих ум наркотиков и заставить себя вернуться к мучительной действительности его жизни. Первого мая он позвонил в офис юридической компании «Перкинс, Крейн и Маркс» на Мэдисон-авеню.
– Мистер Перкинс, это Чарлз Синклер.
– Да, Чарлз. Как Принстон? – Казалось, дела Чарлза идут замечательно. Джон представлял в своем воображении Чарлза – эталон здоровой, красивой внешности интеллектуальной элиты. На самом деле Чарлз сейчас выглядел таким, каким прошлым летом Джон ожидал увидеть сына, от которого отрекся Эллиот Синклер. Тело Чарлза было худым, болезненно-желтого цвета, его волосы – длинными и взъерошенными, а его карие глаза – пустыми и стеклянными.
– Прекрасно, сэр. Но я решил сделать небольшую передышку.
– О!
– Да. Я вступил в Корпус мира. Через неделю я уже буду жить в Кении.
– А когда вернешься?
– Не раньше чем через два года. Я хотел бы оставить вам свой адрес.
– Хорошая идея. Несомненно, нам придется связываться с тобой относительно некоторых инвестиций.
– Это не важно. Поступайте по своему усмотрению, – пробормотал Чарлз. – Мне просто хотелось поставить вас в известность, где я буду находиться.
«Если что-то случится с Джейсоном или Эллиотом».
– Ты рано. – Джейсон искренне и приветливо улыбался, открыв дверь на звонок в свою комнату в общежитии. Гость ответил слегка натянутой улыбкой. – Чарлз.
– Ты кого-то ждешь?
– Да так…
Братья не виделись и не говорили друг с другом больше года, с тех пор как Чарлз навсегда уехал из Уиндермира. Тогда он так и не позвонил Джейсону, чтобы попрощаться.
– Как ты, Джейсон?
– Замечательно.
Джейсон действительно выглядел превосходно, словно новое окружение – Кембридж, Гарвардский университет – подходило ему больше, не пугало его. Чарлз опасался, что для Джейсона это станет слишком тяжелым испытанием. Но светло-голубые глаза выражали спокойствие, умиротворение. На Джейсоне был кремового цвета свитер с темно-малиновой буквой «Н» – свитер спортсмена-победителя.
– За что? – спросил Чарлз, кивнув на букву и размышляя, имеет ли Джейсон представление о том, что означает этот малиновый знак.
– Парусный спорт. – Джейсон посмотрел на Чарлза, и тысячи вопросов закрутились у него в голове. «Что-то не так, Чарлз? Почему ты уехал? Что произошло между тобой и отцом? Почему ты даже не попрощался? Почему у тебя такой пустой взгляд?»
Джейсон начал говорить, но потом замолчал. Он заговорил осторожно, терпеливо и нежно, как Чарлз, Эллиот и все репетиторы учили его говорить на языке, так и оставшемся для него чужим. Он не мог использовать его, чтобы выразить свои чувства или переживания. Этот язык не принадлежал ему. Он не был неотъемлемой частью Джейсона.