Близость
Шрифт:
Меня начинает трясти, тело прошибает озноб, голова кружится и всё вокруг плывёт. Вырезали почку? Кто вообще способен на такое зверство? В сердце зарождается неприятное чувство, которому я не могу найти никакого объяснения. Не знаю, что именно происходит со мной в этот момент и о чём именно я думаю, в голове просто какой-то сумбур. Но мне чудится какая-то связь в том, что Быстрова лишили почки, как он когда-то, в свою очередь, лишил её и меня. Не в прямом смысле слова, конечно, но работает она теперь очень и очень слабо.
Нет. Бред. Это никак не может быть связано между собой. Прошло почти пять лет с нашего последнего столкновения с Артёмом. Да и вообще, какая между нами может быть связь. Кажется, в связи с последними событиями, у меня просто помутился рассудок, и
— Зачем кому-то вырезать человеку почку? — задаю Оксане мучающий меня вопрос. И тут же сама выдаю логичную, как мне кажется, догадку — Может на чёрном рынке хотели продать?
Ну а что, вполне может быть. Парень детдомовский, семьи нет, родственников тоже…
— Нет. Наврятли. — отрицательно мотает головой девушка. — Хотели бы на чёрном рынке продать, так забрали бы с собой тогда.
— А они что… не забрали?
— В том-то и дело, что нет! — восклицает Оксана, делая большие глаза. — Рядом с ним она валялась. Его собственный пёс её догрызал.
Трясущимися руками поправляю ворот куртки, вмиг почувствовав недостаток кислорода. Мне страшно. Дико страшно. Давящий, панический ужас сдавливает лёгкие, мешая сделать нормальный вдох.
Быстров никто мне. Нет, он больше, чем никто. Он — человек, испортивший мне жизнь. Но, отчего-то, мне становится жутко. История, поведанная мне Оксаной, кажется какой-то страшилкой. Словно я попала в фильм ужасов, и имею возможность, погрузившись в больные фантазии режиссёра, наблюдать за происходящим, так сказать, прямо с места событий.
— Он… — прокашливаюсь от внезапного першения в горле. Во рту пересохло от волнения перед вопросом, который я собираюсь задать. — он жив?
Я надеюсь на то, что Быстров сумел выжить. Да, я ненавижу этого человека, презираю всей душой. Но никогда в жизни я не желала ему такой участи. Однако, ответ Оксаны, забирает последнюю надежду на благополучный исход.
— Нет, умер. — резюмирует девушка исход своей истории. — Даже до больнички доехать не успел, в скорой ещё сердце остановилось. Да и не мудрено. У него же, блин, орган наживую вырезали! Удивительно, что он ещё в процессе не того… ноги не протянул…
Между нами повисает тишина. Я вижу по лицу Оксаны, что ей и самой не по себе от этой истории. Она ежится и обнимает себя за плечи, как будто замёрзла. И это понятно. Все видели криминальные телепередачи о маньяках и убийцах по телевизору. Безусловно, сюжеты этих выпусков неприятные и депрессивные, но описанные в них происшествия не вызывают жуткого страха и паники, хотя мы и понимаем, что описанные в них события произошли с реальными людьми. Но эти люди где-то там, далеко от нас, чужие и незнакомые. А вот когда что-то страшное происходит с человеком, которого ты знаешь, вот тогда действительно становится страшно. Невольно начинаешь примирять историю на себя. В такие моменты приходит осознание, что никто ни от чего не застрахован. Что угодно может произойти с кем угодно. В этот момент я в сотый раз думаю о том, как же мне повезло, что в моей ситуации Андрей появился вовремя и спас меня. Я даже боюсь думать о том, что могло бы произойти, не приди он мне на помощь. Скорее всего, меня бы в начале изнасиловали, а потом убили, чтобы заявление в полицию не написала. Ведь я же видела их лица, и к тому же могла указать номер автобуса, в котором мы встретились. Больше, чем уверена, что в таком случае, преступников нашли бы очень быстро.
Мы с Оксаной сидим молча и думаем каждая о своём. Погрузившись в собственные мысли, я не сразу замечаю тень, нависшую надо мной. Перевожу взгляд на Оксану и по её счастливо сияющим глазам сразу понимаю, кто это.
— Андрей…
Андрей
Гоню машину на предельной скорости, торопясь к институту, где меня уже пол часа дожидается Катя. Я нервничаю из-за того, что опаздываю так сильно, ведь я обещал ей, что задержусь всего на пятнадцать минут, а в идеале рассчитывал приехать ещё раньше. Мне кажется, что нервозность теперь будет моим постоянным спутником в те моменты, когда сестры нет рядом со мной. Чёрт, да я с трудом отпустил её вернуться ночевать в собственную спальню. Хоть и понимал, что не имею права удерживать её в своей. Как бы я это ей объяснил? Долго прикрываться её стрессом после нападения не получилось бы, хотя изначально мои действия и правда были продиктованы исключительно переживаниями об её психическом состоянии. Но мой Котёнок оказалась настоящим борцом. Я даже подумать не мог, что она так быстро придёт в себя. Думал, придётся, как минимум несколько месяцев, посещать психолога, да и вообще опасался, что последствия нанесённой психологической травмы могут так и остаться с ней. Ведь многие жертвы насилия так никогда и не приходят в норму окончательно, оставаясь навсегда травмированными. Но моя Катя, очевидно, не относится к этим «многим». Так что спустя каких-то несколько дней, она твёрдо решила, что готова вернуться в свою комнату. А что я? Мне оставалось только отпустить. И, сука, это было чертовски тяжело. Обнимать её каждую ночь, вдыхать неповторимый, совершенно ни на что не похожий запах её тела, прижимать к себе как можно крепче, когда она, испуганная очередным кошмаром, начинала дрожать во сне, и понимать, что только мои объятия способны дать ей покой. А потом просто взять и отпустить…
Припарковавшись неподалёку от университета, выхожу из машины, оглядываюсь, высматривая Катю среди огромного количества студентов, трущихся возле универа небольшими группками, но сестры среди них не замечаю. На секунду в груди зарождается ничем не обоснованная паника (похоже, мне самому психолог не помешает), но потом думаю о том, что она, должно быть, решила не мёрзнуть на улице, и дождаться меня в здании. Уже беру в руки телефон, собираясь позвонить сестре, как мой взгляд цепляется за её стройную фигурку. Катя сидит на скамейке, беседуя с какой-то девчонкой примерно своего возраста. На секунду даю себе слабину и позволяю представить как бы это было, если бы Катя была моей. Если бы не существовало никаких запретов, мешающих мне просто подойти, схватить её в охапку и прижаться к её горячим и влажным губам. Жадно вторгнуться в её рот, попробовав на вкус маленький розовый язычок, а после, вернувшись вместе домой, кинуть малышку на кровать и навсегда сделать своей, пропитав её плоть своим соком.
Пока застреваю в собственных мыслях, не сразу понимаю, что успел подойти вплотную к скамейке, на которой сидит сестра, и выныриваю из запретных фантазий только услышав её голос:
— Андрей…
Издалека мне было не разглядеть её лица, но сейчас, стоя вплотную к Кате, я начинаю замечать, что она чем-то встревожена. Черты её лица заострены, брови слегка сдвинуты к переносице, Котёнок сидит в напряжённой позе, то и дело покусывая краешек нижней губы. Она всегда, ещё с детства, делает так, когда нервничает. И мне, чёрт возьми, не нравится, что что-то заставило её волноваться.
Перевожу взгляд на Катину собеседницу, предполагая, что та могла стать причиной плохого настроения сестры, но девчонка, в контраст Кате, сияет как медный таз, таращась на меня во все глаза.
— Здраааасьте. — тянет довольная девка. — А я Вас знаю.
Перевожу непонимающий взгляд на сестру, слегка приподнимая бровь в недоумении. Катя хмурится ещё сильнее, и словно нехотя представляет мне свою спутницу.
— Андрей — это Оксана. Она из того же детского дома, что и я. Мы с ней жили в одной палате.
— Да! — оживляется та самая Оксана — Я Вас видела, когда Вы приходили нашу Катюшу забирать.
Краем глаза замечаю, как Котёнок раздражённо закатывает глаза в ответ на очевидный флирт со стороны своей подружки. В какой-то миг в груди зарождается надежда на то, что сестра так расстроена, потому что ревнует меня к своей бывшей соседке, но я быстро ставлю свои мозги на место, понимая, на сколько бредовая это мысль.
— Кать, если ты готова, то мы можем ехать домой. — говорю, поворачиваясь всем корпусом к сестре, демонстративно проигнорировав кокетливые улыбки Оксаны, обращённые ко мне. Терпеть не могу таких баб. Соплячка мелкая, а уже сейчас видно, что из неё вырастет.