Близость
Шрифт:
Он стянул с нее трусики. Долгий восхищенный вдох сорвался с губ Тони при виде ее наготы.
— Ты так красива! — воскликнул он.
Кремовые округлости ее ягодиц, длинные упругие бедра, изящная талия были так неповторимо прекрасны, что сердце у Тони почему-то сжалось.
— Боже, я люблю тебя! Ты даже не представляешь, как люблю. Годы ожидания… Я искалечил свою жизнь…
В его мозгу логика была хаотически перемешана с безумием, а голос стал хриплым от страсти.
— Скажи, что любишь меня, — повторял он. — Только скажи, и спасешь
— Я тебя ненавижу!
Слова слетели с языка словно по собственной воле, и Лесли надеялась, что Тони не услышит, но тут же почувствовала, как он застыл и, схватив ее за волосы, дернул, оттягивая голову.
— Так, значит, ненавидишь? — злобно процедил Тони. — Ты ненавидишь меня?
Трусики сползли еще ниже. Тони одним рывком разодрал их и, отбросив клочки, вдавил Лесли в матрац.
— Значит, ненавидишь. Посмотрим, кто кого ненавидит.
Она ощутила движения его тела, услыхала зловещий шорох сбрасываемой одежды, и поняла, что сейчас произойдет. Жгучая ярость затопила Лесли, и она снова попыталась сбросить Тони.
— Будь ты проклят! — выкрикивала она. — Убирайся! Не смей!
Но силы были неравны. Он уже успел снять брюки, прижался к ее бедрам голыми ногами.
— Я был твоей первой любовью, — бормотал Тони, скорчившись над ней. — И первым мужчиной. Я раздавил твою вишенку. Помнишь? Ты не могла мною насытиться. Просила еще и еще. Я дал тебе нашего малыша. А теперь ты говоришь о ненависти.
Все тело Лесли содрогалось, как осиновый лист. Она с ужасом ощущала, как его напряженная плоть приближается к ее лону, готовая вонзиться в нее.
— Тони, если ты сделаешь это… — пыталась предупредить его Лесли, но слова не шли с губ, превращаясь в беспомощные яростные крики.
Тони медленно вошел в неподатливое тело. Ничего омерзительнее ей не доводилось переживать. В ее теле словно поселился монстр — отвратительное жесткое инородное, пробравшееся в самую интимную и уязвимую часть тела.
— Ах-х-х, — выдохнул он, — готов поклясться, у тебя такого долго не было, ведь правда, крошка?
Он двигался ровно, ритмично, в гротескной пародии на нежность.
— Наверняка этот твой муженек немногого стоит. У него-то уж не заторчит! Даже еще до того, как он свалится. Старик, что с него взять! Это не мужчина для такой женщины. Разве он сумеет, как я, дать тебе детей?
В голосе Тони звучал триумф и вызов.
— Могу побиться об заклад, вы пытались, — продолжал он. — Верно ведь? Ну, конечно, пытались. Только он не дал тебе малыша.
Лесли немедленно прекратила борьбу и теперь лежала неподвижно, скрывшись в далеком неведомом мире, где прикосновение Тони не могло оскорбить и запачкать. Она оставила ему свое тело, как ненужную мертвую вещь. Пусть берет. Он никогда не завладеет ее свободой, ее душой.
Тони мгновенно почувствовал ее отстраненность. Холодность Лесли вывела его из себя.
— Ты, шлюха проклятая, — прошипел он. — Хочешь поиздеваться надо мной и оставить в дураках? Так вот чего ты добивалась с самого начала?! Бросишь меня на съедение волкам, чтобы самой жить по-прежнему и разыгрывать примерную жену? Сука чертова!
Он сильно ударил Лесли по лицу и, видя как великолепные волосы разметались по подушке, снова дал ей пощечину. К тонкой коже мгновенно прилила кровь.
— Ну же, кошечка, — пропыхтел Тони сквозь стиснутые зубы, — ты все равно не сможешь удержаться. Ну же! Давай!
Он вталкивался в нее судорожными рывками, все сильнее и безжалостнее. Потом еще раз ударил по голове и, вцепившись в волосы, стал дергать в разные стороны, забавляясь, словно жестокий ребенок с новой игрушкой.
Но Лесли оставалась безучастной. Она отыскала укромное местечко глубоко в своем сердце, которое оказалось гораздо сильнее, чем думала Лесли. И в этом тайнике она хранила любовь к Россу и веру в жизнь, которую она спасала для себя и для него. Тони не мог проникнуть туда ни своим телом, ни гневом.
— Сука, тварь!
До Лесли смутно доносились проклятия Тони, пока он дергался, вколачивая в нее воспаленную плоть, но она ничего не ощущала. Это и было победой над насильником. В ее сердце и душе для него не было места, и Лесли сейчас доказывала это.
Но она сумела расслышать в яростных воплях нотки отчаяния и поняла, что, когда Тони увидел ее после всех этих лет, в нем что-то опасно стронулось, что прошедшие годы были ужасными для него, став годами поражения и позора. Только сейчас Лесли осознала, что Тони видел в ней спасательный круг, тихую гавань, в которой можно спастись от зыбучего песка собственной жизни, и что своим, пусть и оправданным, отказом, она бросает Тони на произвол судьбы, обрекая на гибель.
И когда наконец его бешенство ворвалось в нее жгучим фонтаном, Лесли, услыхав стоны и хриплые вздохи, поняла, что это голос несчастного брошенного ребенка, а не могучего гордого мужчины. В Тони больше не осталось сил. А может, просто никогда не было. В любом случае, он конченый человек, потерпевший поражение от жизни и собственного ничтожества. И он трусливо пытался выместить свои неудачи на ее теле.
Лесли не двигалась, пока Тони не иссяк в ней. Матрац просел под тяжестью Тони, когда он встал с кровати. Вновь послышался шелест ткани, и Лесли поняла, что он одевается.
— Ты заставила меня сделать это, — бросил он, все еще не отдышавшись. — Я не хотел причинить тебе боль. Я хотел только любить тебя. Но тебе было наплевать. Сидишь здесь в уютном домике, важничаешь, разыгрываешь из себя милую женушку старика. Тебе все равно, что будет со мной. Лишь бы наплевать и забыть. Ты единственная женщина, которую я в жизни любил, а тебе на меня наплевать, так ведь?
Лесли лежала на животе, считая удары своего сердца, и собственной неподвижностью и молчанием выказывала, что она по-прежнему отвергает Тони, отвергает бесповоротно.