Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941-1944

Барышников Николай Иванович

Советский Союз, однако, не пошел на то, чтобы прервать начавшийся диалог с финской стороной. В ответном заявлении советского правительства, полученном 20 декабря в Хельсинки, говорилось о согласии обсудить с финскими представителями проблему заключения мира. Но лишь в середине февраля 1944 г. произошла первая встреча в Стокгольме советского и финского представителей — Коллонтай и Паасикиви. Приблизило ли это Финляндию к принятию решения о выходе из войны? Ни на один шаг. Получив советские условия перемирия, содержавшие, в частности, положения о необходимости разрыва отношений с Германией и интернировании немецких. войск из Финляндии, а также сохранении в силе мирного договора 1940 г., финское правительство не стало возобновлять переговоры в Стокгольме.

Такая позиция финского правительства и парламентариев, которые его поддерживали,

являлась, очевидно, следствием того, что еще не был осознан до конца факт неминуемого поражения Германии. Прав был Рузвельт, когда заявил на Тегеранской конференции, что в Финляндии руководство еще явно верило в Германию и «было бы лучше», если бы произошло «изменение состава финляндского правительства», чтобы переговоры вели «другие финны» [432] (это, естественно, не касалось Паасикиви, который занимал конструктивную позицию в подходе к советским предложениям).

432

Там же, с. 158, 160,161.

С другой стороны, в Финляндии, видимо, существовали также опасения, что Германия, стремясь сохранить свои стратегические позиции на европейском севере, может попытаться оккупировать всю финскую территорию. Во всяком случае, когда в Берлине стало известно о переговорах Паасикиви с Коллонтай, то оттуда последовали угрозы. А в марте Блюхер и Эрфурт прямо устрашали оккупацией Финляндии. [433]

Но ведь этих угроз со стороны гитлеровского правительства следовало ожидать при возможной утечке сведений о секретных беседах представителей СССР и Финляндии в Стокгольме. И если уж принималось решение идти на прямые переговоры с Советским Союзом, то нельзя было не учитывать, что при действительно решительном стремлении Финляндии выйти из войны во весь рост становился и вопрос о разрыве с Германией, об очищении страны от ее войск.

433

Lundin L. Op. cit., p. 204–205; История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 2. М., 1977, с. 452.

Значит, подход к февральской встрече с советским полпредом в Швеции не предусматривал реалистических возможностей решения проблемы заключения мира с СССР. Это была всего лишь дипломатическая разведка. И, судя по всему, она имела задачу не только выяснить позицию Советского Союза, но, кроме того, преследовала цель показать стремление финляндского руководства к миру, чтобы приглушить антивоенные настроения в собственной стране и успокоить определенные влиятельные круги в Стокгольме и Вашингтоне. К серьезному же обсуждению с Советским Союзом перспектив выхода из войны финское руководство не было готово.

В противном случае даже при отрицательном отношении к советским условиям стали бы изыскиваться пути к выработке конструктивных решений. Озабоченность скорее проявилась в Швеции, когда 6 марта король Густав V через своего министра иностранных дел высказал Рюти и Маннергейму «надежду», что дальнейший обмен мнениями с Советским Союзом все же будет продолжен. И в более жесткой форме выразили свое отношение к позиции Финляндии Соединенные Штаты Америки. 16 марта Рузвельт заявил, что в связи с отрицательным отношением финского правительства к советским предложениям рассматривается в США вопрос о возможном разрыве дипломатических отношений с Финляндией.

В такой обстановке из Хельсинки был направлен 17 марта ответ советскому правительству, где в расплывчатых выражениях говорилось о желании вести переговоры с СССР, но в то же время указывалось и на невозможность заранее принять его условия.

Видимо, положение финляндского правительства сразу же упростилось, если бы из Москвы был получен отрицательный ответ. К тому же из Берлина последовала гневная реакция, выразившаяся в требовании, чтобы Финляндия прекратила какие-либо контакты с СССР. Советское же правительство направило уведомление финскому руководству о возможности продолжить переговоры без предварительного принятия финской стороной ранее определенных условий.

Такого поворота совершенно не предвидели в Хельсинки. «Произошло неожиданное», — писал впоследствии в своих мемуарах Линкомиес. [434]

Однако не оставалось ничего другого, как послать в Москву свою делегацию. А это означало — кризис дипломатии лавирования. Ведь, во-первых, заходя так далеко в контактах с Советским Союзом, финское руководство утрачивало и себе всякое доверие со стороны Германии, ставя о «ношение с ней в остро критическое положение. Во-вторых, поездка в Москву была сама по себе обнадеживающим фактором для сторонников выхода из войны как внутри страны, так и за ее пределами. Но безрезультатность такой акции могла лишь подорвать и довольно шаткие позиции тех, кто нес ответственность за судьбу Финляндии.

434

Linkomies E. Op. cit, s. 314.

27 и 29 марта вели переговоры прибывшие в Москву Паасикиви и Энкель, не имея больших полномочий. Паасикиви при изложении позиции правительства Финляндии сделал акцент на том, что «граница, определенная Московским миром, является очень тяжелой» для того, чтобы с ней согласиться. На это Молотов ответил так: «После двух войн мы не можем вести речь по иному, чем о границах 1940 г., которые являются нашими минимальными требованиями». [435] В качестве обоснования такой позиции он сослался на то, что в Советском Союзе «народ не одобрил бы уступок» в данном случае, поскольку «финны вместе с немцами осуществляли блокаду Ленинграда, которая унесла жизни сотен тысяч человек». [436]

435

Ibid., s. 425.

436

Цит. по: Комаров А. А. Выход Финляндии из Второй мировой войны (По материалам Архива внешней политики России МИД России) // Северная Европа. Проблемы истории. Сборник научных трудов. М., 1995, с. 122.

Фактически проходившие переговоры свелись к конкретизации с советской стороны отдельных положений, касавшихся условий перемирия и выражения финскими представителями своего отношения к ним. После возвращения Паасикиви и Энкеля в Хельсинки, доложенные ими правительству предложения СССР относительно достижения мира с Финляндией, не получили поддержки. Впоследствии Паасикиви следующим образом характеризовал позицию тех, кто отвергал советские предложения: «Первое условие состояло в том, чтобы были установлены границы 1939 года. Шовинистов и это не устраивало, им захотелось получить Восточную Карелию, а другие, более умеренные, были готовы отдать какую-нибудь небольшую часть Карельского перешейка за соответствующую компенсацию». Достигнуть мира с учетом этого и ряда других условий, констатировал Паасикиви, «была чистая фантазия». [437]

437

Линия Паасикиви: Статьи и речи Ю. К. Паасикиви, 1944–1956. М., 1958, с. 74.

Правительство СССР получило из Финляндии через шведское министерство иностранных дел сообщение об отклонении предложенных условий заключения перемирия. Это произошло через двадцать дней —19 апреля, — после того, как их рассмотрел парламент. Тем самым был прерван процесс развития советско-финляндских контактов, которые могли привести к миру.

Судя по всему, в складывавшейся военно-политической обстановке у финского руководства оставалась надежда, что Советский Союз будет связан боевыми действиями с основным своим противником — Германией, и в таком случае Финляндии удастся продержаться на занятых позициях вплоть до окончания Второй мировой войны. А тогда уже, при решении вопросов послевоенного устройства мира, возможно, могли быть благоприятно для Финляндии решены сложные проблемы с помощью стран Запада. Известно также, что у противников Советского Союза оставалась надежда на возникновение на заключительном этапе Второй мировой войны серьезных противоречий в антигитлеровской коалиции, в силу чего Финляндия, контактируя с западными державами, смогла бы извлечь для себя определенную выгоду.