Блокада. Запах смерти
Шрифт:
Наскоро собравшись, тройка преступников вышла из дому. Прохожих на улицах города практически не было. Из-за отсутствия освещения вечер был по-воровски темным. К дому Соскова добрались аккурат к началу комендантского часа. Оставшись во дворе, воры стали дожидаться сигнала Зинаиды.
– Скажу «ваши не пляшут» – кончай, – назвал Дед условный знак.
Прошло десять минут, а женщина все не выходила.
– Она что, сучка, решила его побаловать напоследок? – прошипел Нецецкий.
Наконец дверь парадной приоткрылась, и
– Еле уговорила впустить нас, – оправдывалась Зинаида, – словно чувствует чего.
Сосков и в самом деле был явно напуган неожиданным визитом уголовников.
– Что же ты, Афанасий Игнатьевич, старых друзей мерзнуть заставляешь? – вместо приветствия выговорил ему Дед.
– Людвиг, ты знаешь, как я к тебе отношусь, только вы же без предварительной договоренности, как раньше, пришли. Вдруг у вас легаши на хвосте?
– Обижаешь старика, – сделал примирительное выражение лица Нецецкий.
Они вошли в просто обставленную гостиную. Кубышка поставил на стол пепельницу, открыл пачку «Беломорканала» и услужливо чиркнул спичкой.
– Хоть я сам не курю, а для дорогих гостей припас.
– Во времена пошли… – поморщился Нецецкий. – Раньше коньяком встречал, а сейчас папиросами.
– Так где взять? – сокрушенно вздохнул Кубышка. – Сам знаешь, что все потеряли.
– А чего картин не вижу? – оглядел пустые стены Дед.
– Так все попрятал после вызова по нашим делам в НКВД, а то вдруг с обыском нагрянут, – довольный своей предусмотрительностью, похвастался хозяин.
– И куда схоронил? – вырвалось у Деда.
– А тебе что за дело? – взволновался Сосков.
– Так если тебя заметут, не пропадать же добру. Мы ж подельники с тобой как-никак, – попытался обхитрить старого мошенника Нецецкий.
– А чего меня заметать? – возразил Афанасий Игнатьевич, уклоняясь от щекотливой темы, – вы-то вон в полном порядке.
– В полном, да не совсем, – возразил Дед. – Собственно, потому и пришли побазарить.
– А что стряслось? – снова напрягся Кубышка.
– Я же, сам понимаешь, в законе, да и людишки мои на завод за пайком идти не могут, – приступил к основной теме беседы Нецецкий, – вот и поиздержались.
Сосков сочувственно закачал головой.
– Имеем на примете несколько сытных дел, да только время на подготовку требуется, а жрать сейчас охота, – пристально посмотрел на него Дед.
– А чем я помочь могу? – понял цель его визита Кубышка. – Я ж в горисполкомовской столовой кормлюсь, даже продуктовые карточки туда сдал. Дома ни крошки.
– Я похож на вокзальную побирушку? – нахмурился Дед.
– Людвиг, ну правда, что я могу? Если только к Новому году продуктовым набором поделиться по-свойски, – залебезил Сосков.
– Хочешь сказать, с Бадаевских складов тебе ничего из жратвы не перепало? – продолжал хмуриться старый вор, чувствуя, что добровольно Кубышка ничего не отдаст.
– Именно так, – закивал тот, – даже выпивку не успел вывезти.
– А «Беломорчик»-то со склада, – разоблачительно произнес Нецецкий.
– Остался потому, что не курю, – продолжал оправдываться хозяин, которого от напряжения стал прошибать холодный пот.
– Нет, Кубышка, тут ваши не пляшут, – подал Дед условный знак.
– Надо форточку открыть, накурено тут. – Федуля, словно дрессированная собака, медленно встал и пошел в сторону окна.
– Людвиг, Федуля, Зиночка, вы же меня знаете, – обиженно затараторил Сосков, – было бы что, отдал бы.
Оказавшись за его спиной, Федуля достал из кармана финку и, зажав левой рукой рот Кубышки, правой саданул клинком в печень. Издав гортанный звук, Сосков неимоверным усилием крутанулся вокруг собственной оси, оказавшись лицом к своему убийце, и тут же, получив еще один удар в живот, стал оседать на пол, разрезая тем самым свой живот об острый клинок, который, словно штырь в стене, оставался на одном месте, удерживаемый сильной Федулиной рукой.
– Оттащи эту падаль в ванную, – брезгливо поморщился на бьющееся в конвульсиях тело бывшего подельника Нецецкий.
Осмотр квартиры дал мало. На кухне были найдены четвертинка черного хлеба, наполовину заполненная сахарница, несколько пачек соли и початая пачка грузинского чая, а в ящике за окном небольшой кусок кровяной колбасы и двухсотграммовый кусок сыра.
– Поставь чаю, – распорядился Нецецкий, чувствуя сильный голод.
– Я сейчас даже думать о еде не могу, – пожаловалась Зинаида, которая с трудом перебарывала подкатывающие приступы тошноты.
– А тебе, шалава, никто есть и не предлагает, – поставил ее на место Дед.
В кабинете, в ящике письменного стола, он нашел около десяти тысяч рублей, но крупная сумма денег его мало радовала, так как в городе давно шел натуральный обмен, а деньги нужны были только для оплаты продовольствия по карточкам. Вспомнив о золотых наручных часах убитого, Нецецкий зашел в ванную. И застал там Федулю, который с топором в руках стоял над окровавленным телом Соскова.
– Чего кумекаешь? – поинтересовался Дед, снимая часы.
– Да вот думаю, как выносить будем? Может, разрубить на части? – нездоровым взглядом окинул Федуля лежащее тело.
– С ума сошел? – рассердился Дед. – Вон санки в коридоре висят, на них и повезем. Вроде родственник от голода умер.
Завернув тело в простыню и положив на живот, чтобы не было видно кровяного пятна, бандиты пошли на кухню. Зинаида уже разлила чай и сделала бутерброды.
– Вот увидите, найдут на улице тело, нам же хуже будет, – запричитала она.
Федуля молча уселся пить чай и за все время не проронил ни слова. Нецецкий ел только бутерброды с сыром, а его угрюмый напарник, наоборот, один за другим отправлял в рот кружки кровяной колбасы.