Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)
Шрифт:
– А с пятьюдесятью тысячами не хочешь? – опять усмехнулся Бастурхан, подрезая чью–то шикарную машину. Ему зло посигналили, но он и ухом не повел.
– А они что, все едут вот так вот открыто, на мотоциклах?
– Ну зачем же. Многие едут на метро, – спокойно объяснил Повелитель. – Под видом таджикских рабочих. Кто-то как я, кто-то на позаимствованных у местного населения машинах... Наподобие вот этой. – И он мотнул головой в сторону очередного просигналившего ему недовольного.
– Бастурхан Бастурханович... – внезапно так тихо и с такими голосовыми интонациями начал Подберезовский, что Повелитель едва ли не впервые за всю поездку по Москве повернул к нему голову, посмотрел внимательно. – Отпустите меня, Христа ради... Я хороший, я нужен людям, я, в конце концов, жить хочу! – Повелитель, опять потеряв к нему интерес, только поддал газу. – Вы наивный человек! – в отчаянии закричал Подберезовский.
– Зачем? – дождавшись паузы, равнодушно бросил Бастурхан. Он не спросил, о ком говорит Подберезовский, это и без того было очевидно. Именно с этим человеком он и ехал сейчас помериться силами. И если повезет, он сделает это в открытом честном бою.
– Да чтобы отработать на вас новые виды оружия! – закричал отдышавшийся олигарх. – Где ваш Таджибек, где Богурджи, где Угедей и другие! А потом он под все это дело еще начнет требовать от Европы каких-нибудь политических уступок! Ведь это вроде бы они позволили вам дойти до Москвы, и Россия теперь пострадавшая сторона! А на деле... Никаких разрушений, никаких особых жертв! Вы просто не понимаете, Подпутин – он же хитрый, как лис, не считая того, что он еще и кровавый диктатор, тиран! – Подберезовский заметил, что они свернули с магистрали и проезжают какой-то ночной клуб с огромной роскошной витриной, и неожиданно вцепился в руль, намереваясь изменить курс мотоцикла, чтобы в эту витрину въехать. Пусть их лучше арестуют милиционеры, которых он с помощью небольшой суммы сможет убедить отпустить его на все четыре стороны, в то время как этого сумасшедшего монгола они непременно запрут в «обезьянник», и таким образом великий монгольский поход закончится для его организатора в заблеванной алкашами камере московского отделения милиции...
Однако у «сумасшедшего монгола» оказалась просто железная хватка, потому что курс мотоцикла не изменился ни на единый градус.
– Успокоился? – насмешливо поинтересовался Повелитель. – Извини, воды предложить не могу... – И посмотрел на олигарха так, что его истерика моментально сошла на нет.
Некоторое время он тихо клацал зубами, затем вдруг как ни в чем ни бывало заговорил обычным тоном делового человека, словно и не бился минуту назад в нервном припадке.
– Хорошо, – с некоторым даже превосходством начал он, – зайдем с другой стороны... – На мгновение наморщив лоб, что, как знал Бастурхан, означало у олигарха начало мучительного приступа острых мозговых процессов, он неожиданно спросил: – Не знаете, на острове Итуруп есть тюрьма?
Вопрос действительно оказался настолько неожиданным, что Бастурхан столь же неожиданно для себя ответил:
– Не знаю. А зачем тебе, суетный ты человек...
– А на Шикотане?
– Не знаю. Но я, кажется, спросил, зачем тебе...
– Понимаете, Бастурхан Бастурханович... – олигарх принялся говорить торопливо, сопровождая словесный понос бурными размахиваниями рук, – в принципе, нам даже не обязательно, чтобы там имелась настоящая тюрьма, нам вполне достаточно небольшой местной каталажки...
– Нам? – подняв брови, переспросил Бастурхан.
– Тогда... – не слушая его, торопливо бормотал, брызгая слюной Подберезовский, – мы быстренько пробиваем, чтобы ей присвоили статус настоящей тюрьмы... Это нетрудно, если знать, за какие ниточки дернуть, на какие рычаги нажать... Потом мы добиваемся, чтобы нас посадили непременно в эту тюрьму...
– Нас?
– Ну, это уже после того, как мы сдадимся властям, конечно, – не слушая, увлеченно развивал мысль олигарх. – Затем мы опять дергаем за определенные ниточки, и острова все же передают Японии. Можно подключить к этому делу Хамакаду, она имеет кое-какое влияние среди своих, и должна мне за раскрутку... Главное, если все правильно организовать, то острова отдадут японцам не просто так, а вместе со всеми жителями и, естественно, находящимися на территории островов тюрьмами с находящимися в них заключенными. И тогда – что?
– И что?
– И тогда мы переходим под юрисдикцию Японии! – радостно выкрикнул Подберезовский. – Здорово, правда?
– Правда... – Бастурхан куда-то свернул.
– А это значит – что?
– И что? – Бастурхан опять куда-то свернул.
– А это значит, что мы автоматически становимся японскими заключенными! – опять радостно выкрикнул олигарх. – А это в свою очередь означает что?
– Что?
– А то, что мы получаем японское гражданство и тут же опять дергаем за ниточки, чтобы нам сократили срок! Потом еще парочка легких телодвижений, и мы свободны!
– Тогда уж лучше нажать на рычаги, – сказал Бастурхан.
– Что вы сказали?
– Я сказал, приехали... – Бастурхан остановил мотоцикл
Подберезовский обмяк. Он огляделся и угрюмо спросил:
– Ну и где мы? А главное, зачем.
– Это место под Люберцами. Место сбора основного отряда, – пояснил Бастурхан. – Моего последнего отряда... Вылезай.
Вскоре на пустырь стали съезжаться его доблестные воины. В одиночку и группами, на своем или реквизированном транспорте, и даже на такси. Последней прибыла «группа таджикских рабочих со своим инструментом». Высадившись из конфискованного у местной строительной фирмы микроавтобуса, «рабочие» принялись разыскивать своего сотника, чтобы отметиться в списке. В их сумках были заботливо упакованные в мягкое гранатометы с боеприпасами – в расчете примерно на час плотного боя. Повелитель вселенной счел, что для взятия Кремля этого времени будет больше чем достаточно...
Глава 53. Москва. Битва за Кремль
После ожесточенных боев, начавшихся на подступах к Красной Площади, и прокатившихся затем буквально по всем башням и палатам Кремля, Бастурхан всего за несколько часов потерял половину своего войска – в одном только государственном кремлевском Дворце он оставил убитыми и ранеными порядка двух тысяч своих лучших бойцов. Вперемешку, едва ли не в обнимку с выведенными из строя ОМОН-овцами, их тела лежали везде – на сцене, на балконе, в партере, буквально во всех местах этого, казалось, так несовместимого с кровавой бойней торжественного места. Со стороны казалось, будто противоборствующие стороны побратались друг с другом напоследок, чувствуя на своих лицах холодное дыхание целующей их уста смерти.
– Уходим! – выдохнул Повелитель монголов, интуитивно поняв, что и здесь ему не найти предводителя урусов – тот должен находиться в каком-то особенном, потайном, недоступном простому смертному месте. – Воины! Где-то должен быть секретный дворец! Он невидим, но его нужно найти во чтобы то ни стало, иначе весь наш поход напрасен!..
И его отряд покинул насквозь продымленный, наполненный предсмертными хрипами дворец, пороховая гарь в котором уже выжигала воинам глаза...
Спустя несколько часов, пять тысяч бойцов, возглавляемые Бастурханом, прорывались по кремлевским коридорам власти к Секретному залу Секретного кремлевского дворца – залу с золотой табличкой. Оставляя за собой недвижные тела выведенных из строя русских, покрывших собой полы с такой густотой, что невозможно было ступить и шагу, теряя одного за другим своих непобедимых воинов, Повелитель вселенной упрямо продвигался вперед. В приемной зала состоялся последний – короткий и яростный – бой, и вскоре огромные, метра три на три, дверные створки были снесены с петель ручными безосколочными гранатами. Внутрь ворвалась примерно тысяча воинов – все, что осталось от отборных пяти тысяч, цвета монгольской армии, гвардии, прошедшей огонь и воду, каждый из которой положил за время похода не меньше тысячи урусов. Четыре тысячи воинов навсегда остались на подступах к этому залу с золотой табличкой – именно здесь, был уверен Повелитель, должно было все произойти. Именно для того, чтобы попасть сюда, был затеян великий поход великого народа, именно для того, чтобы он достиг этого зала с золотой табличкой, на бескрайних просторах холодной страны было потеряно столько бойцов, что одного извержения их семени хватило бы на оплодотворение десяти миллионов девиц с пятьюдесятью миллионами подруг и сотней миллионов сестер. Именно для того, чтобы он оказался в этом зале, сложили головы его друзья, погибли все его армии. Чтобы приблизить этот миг, всего за два часа боев в кремлевских лабиринтах он потерял четыре пятых бойцов своего непобедимого пятитысячного отряда. Здесь он должен был сойтись с президентом урусов один на один, и кто из них победит, тот будет сидеть на золотом унитазе – то есть, владеть миром. Интуиция, не обманувшая Повелителя ни разу, на сей раз молчала и он никак не мог определиться, добрый ли это знак, или Небо навсегда от него отвернулось. Наверное, Небо еще не решило, кому из них отдать предпочтение, оно оставило Книгу Судеб пустой и они с Подпутиным должны были сами вписать свои имена на ее девственно чистые страницы...
Монголы, ворвавшиеся в горячке в огромный зал, подобно армии футбольных болельщиков, сметшей на входе стадиона плотный ОМОН-овский заслон, внезапно застыли, словно превратились в камни под воздействием чар злого колдуна Иленея. Тысяча человек, пропахшая потом и пороховым дымом, растерянно переглянулась, затем воины обратили свои взоры назад, на своего медленно входившего в зал Повелителя. Тот сделал несколько шагов по паркету и тоже застыл, не выказывая, однако, своей растерянности перед обескураженными бойцами. Зал был абсолютно пуст. В нем не было ничего, кроме гладкого паркета, золотой люстры и портретов российских президентов.