Блондинка за левым углом
Шрифт:
— Очень приятно, — сказал он и пожал руку Корнееву. А руку Лаймы поднес к губам и поцеловал. Ей в лицо бросился румянец. Не то чтобы ей никто никогда не целовал руку, просто Леджер сделал это с особенным чувством и изяществом.
Кстати, на офтальмолога он был похож меньше всего. Скорее, на поэта или художника — личность творческую, которая воплощает в жизнь все свои прихоти и не лимитирована никакими условностями. Длинные волосы, застегнутая на пару пуговиц свободная рубаха, цепочка на шее, браслет на руке, модельные кроссовки с лаковыми носами — и синие глаза. Не светлые, как
Лайма полагала, что Алекс откроет для них квартиру и уйдет, но он остался и напряженно наблюдал за тем, как Корнеев прогуливается из кухни в ванную и обратно. Лайму представили секретаршей Абражникова Леночкой, и он это легко проглотил. Хотя процесс осмотра квартиры не предполагал присутствия секретарши — зачем она тут нужна? Фиксировать, как Делла Стрит, умные мысли шефа?
В квартире Дарьи они обнаружили множество журналов по кройке и шитью, иголки, нитки, ножницы и дикое количество лоскутов, разбросанных в самых неожиданных местах.
— А про подругу я не понял, — обратился к Алексу Корнеев. — Вроде бы Дарья снимала квартиру пополам с подругой?
— Но та очень быстро нашла себе парня и переехала к нему, — пояснил тот.
— Ясно.
По мнению Лаймы, Корнеев провел в квартире Дарьи не так уж много времени. Даже в мусоре не копался. Только глазами показал Лайме на пустую рамку из-под фотографии. Она пожала плечами. Ну, рамка. Ну, пустая. Что это может означать? Если бы внутри был снимок — другое дело. А так… Две пустые рамки в двух пустых квартирах — не слишком богатая пища для размышлений. Хорош он будет со своей логикой.
Однако на Корнеева эта рамка произвела сильное впечатление. Он долго вертел ее в руке, но все-таки поставил на место. А из квартиры взял с собой только одну-единственную вещь — газету «Читалка». Несколько номеров стопкой лежали на холодильнике, и Лайма даже брала их в руки, но ничего особенного не заметила и положила назад.
— Раз уж вы взялись за это дело, — заметил Алекс, ходивший за Корнеевым как привязанный, — то держите меня в курсе.
Нервничая, он постоянно тер лоб, будто хотел вспомнить что-то важное и не мог. Потом оставил лоб в покое и принялся потирать руки и ломать пальцы так, что хрустели суставы. Он выглядел гораздо более обеспокоенным, чем Леонид.
— Брат не слишком словоохотлив, а мне бы хотелось знать, как движется дело. Исчезновение Дарьи поставило меня в тупик. Не представляю, куда она могла деться. Может быть, наши отношения ее обременяли? И она таким образом дала мне понять, что не хочет их продолжать?
Лайма хмыкнула. Вряд ли сам Алекс в это верил. Он был из тех людей, которые хорошо знают себе цену. Мужчина, тщательно следящий за своей внешностью, априори рассчитывает на повышенное внимание.
— Весьма загадочно, — подтвердил Корнеев. — А вы в милицию не обращались?
— Да с какой же это стати? Взрослая девица, сама себе хозяйка. И я ведь не родственник.
Корнеев молча закончил осмотр квартиры и вышел на лестничную площадку. Здесь одновременно пахло кошками и жареной рыбой.
— Ну? — спросил Алекс, не обращая внимания на убойные
— Кое-что, — уклончиво ответил Корнеев. — Пока рано делать выводы. Я буду держать с вами связь и немедленно доложу о результатах.
На прощание Алекс снова поцеловал Лайме ручку и сел в спортивный автомобиль, очень подходивший ему. Возле арки он едва не столкнулся с другим таким же крутым перцем, перегородившим выезд. Водитель прятался за темными стеклами белоснежной красавицы-машины и не собирался уступать дорогу. Только когда Алекс загудел, он неохотно отъехал.
— Смотри, какие смешные буквы в номере у этого наглого типа, — засмеялась Лайма. — ХРЮ. Хотел бы ты иметь машину «Хрю»? Он наверняка называет ее «моя хрюшечка».
Алекс Леджер тем временем махнул им рукой и укатил, сверкнув эксклюзивными колпаками на колесах. Ключи от квартиры Дарьи он отдал квартирной хозяйке, которая поджидала их на скамеечке.
— Я внес плату за два месяца, — пояснил он, понизив голос. — Вот она и подобрела.
— Ну и тип, — пробормотал Корнеев, проводив его взглядом. — Санкционировал каждое мое движение. Ни на шаг не отпускал. Все желает держать под контролем. Знакомы мне такие личности.
— Сильный характер, — согласилась Лайма.
— Вижу, женщины просто обожают сильных! — противным голосом заметил Корнеев, немедленно вспомнив вчерашнее появление Шаталова в ресторанчике.
— Наверное. Только это не всегда хорошо. Добиваешься любви сильного мужчины, а потом что-нибудь случается, и вся его сила оборачивается против тебя.
— Никак проблемы в личной жизни? — Корнеев даже остановился в изумлении. Его брови уползли вверх, согнав под челку морщины.
— Какая личная жизнь? — с горечью возразила Лайма. — С тех пор как я вошла в состав группы "У", у меня нет личной жизни. И теперь она испускает последние вздохи.
— Ну, не стоит утрировать.
Корнеев повеселел и принялся насвистывать.
— Зачем ты газету из квартиры взял? — вернулась к насущным делам Лайма. — Она навела тебя на мысль?
— Конечно, навела. А тебя нет?
— Я не подряжалась быть следователем, — гордо ответила та, стыдясь полного отсутствия догадок и озарений. — Давай-ка присядем на лавочку, и ты мне все разжуешь.
— Лавочки мокрые после дождя. Пойдем в кафе под тент, выпьем кофе. Тебе лучше заказать ирландский, с капелькой виски, чтобы вернуть лицу нормальный цвет. После вчерашнего. Ох, не умеешь ты пить.
Лайма покосилась на него, но совета послушалась и некоторое время молча наслаждалась горячим кофе. Потом перестала жмуриться, вздохнула и попросила:
— Ну, приступай. Помогла ли тебе логика? Что ты можешь сказать об этих двух штучках, Нине и Дарье?
— Не было никаких Нины и Дарьи, — оглоушил ее Корнеев. — Девушка была одна. Одна и та же. Она морочила голову двум братьям одновременно. Хотелось бы знать, как ее зовут на самом деле.
Лайма, которая видела все то же, что и Корнеев, не смогла смириться с тем, что его ум оказался прозорливее, чем ее. Все представительницы прекрасного пола втайне убеждены, что, поскольку мужчина рожден женщиной, он — вторичный продукт.