Блондинка. Том I
Шрифт:
Счастье!И пришло оно не на следующий после премьеры «Ниагары» день, а несколько дней спустя, утром. Когда Норма Джин, плохо спавшая на протяжении целых месяцев, проснулась после глубокого и спокойного сна. Причем обошлось без волшебных пилюль Касса. И ей снились такие удивительные сны! Совершенно феерические сны! Роза умерла, но Норма Джин в этих снах была живой.
— Мне же обещали, что я буду жить вечно!
Она была здоровой и живой молодой женщиной, высокой и сильной, подвижной, как прирожденная спортсменка. И не с постыдной, вечно кровоточащей щелкой между ног, но с прекрасно развитым и ненасытным половым органом.
— Что это? Кто я? Я так счастлива!
Во сне ей разрешили смеяться. Бегать по пляжу босиком и смеяться. (Что за пляж?.. Венис-Бич? Но только не теперешний Венис-Бич. Венис-Бич из давнего прошлого.) Там была бабушка Делла, и ветер трепал ее волосы. Как же громко и заразительно умела смеяться бабушка Делла — Норма Джин уже почти забыла… А эта штучка между ног Нормы Джин, может, и у бабушки Деллы тоже есть такая? И не мужской член, и в то же время не то чтобы и женское влагалище. И называлась эта штука просто: «Это я.Норма Джин».
Она проснулась и поняла, что смеется. Было еще рано, всего 6.20 утра. Этой ночью она спала одна. Совсем одна в широкой постели, и она скучала по своим мужчинам, но потом заснула и во сне уже ничуть по ним не скучала. Касс и Эдди Дж. не вернулись… откуда? С какой-то вечеринки, то ли в Малибу, то ли в Пасифик-Пэлисэйдс. Норму Джин туда не приглашали. А может, приглашали, но она отказалась ехать. Нет, нет, нет! Ей ужасно хочется спать, и спать она будет без волшебных пилюль. И она крепко спала, и проснулась рано, и все тело было словно пронизано бешеной энергией и силой. О, она была так счастлива! Она плеснула в лицо холодной воды и сделала разогревающую гимнастику, как ее учили в актерской школе. Затем ряд танцевальных, тоже разогревающих упражнений. И чувствовала себя молоденьким жеребенком — так и хотелось побегать и порезвиться. Она надела толстые носки, кроссовки, мешковатую фуфайку. Заплела волосы в две тугие короткие косички. (Вспомнила, как перед какими-то соревнованиями в школе в Ван-Найсе тетя Элси тоже заплела ей косички. Чтобы длинные кудрявые волосы не лезли в лицо.) И вышла на пробежку.
Узкие обсаженные пальмами улочки были почти пусты, хотя движение по Беверли-бульвар уже началось. Со дня выхода на экраны «Ниагары» ее агент названивал ей непрерывно. Со Студии тоже названивали непрерывно. Интервью, фотографии, реклама. По всей Америке были развешаны афиши с «Розой Лумис». Она то и дело появлялась на обложках «Фотолайфа» и «Инсайд Голливуд». По телефону ей возбужденно зачитывали отрывки из рецензий, и имя «Мэрилин Монро» звучало так часто, что начало казаться каким-то нереальным, абсурдным и нелепым, принадлежащим совершенно чужому человеку, причем к нему прилипали другие, тоже нелепые слова, и эти слова тоже были изобретением чуждых ей людей.
Фантастическая игра. Редкостное врожденное дарование. Необработанный алмаз. Такой откровенно, вызывающе сексуальной женщины Америка не знала со времен Джин Харлоу. Примитивная мощь женской природы. Не женщина, а змей-искуситель. Вы ненавидите Мэрилин Монро — и в то же время восхищаетесь ею. Блестящая, ослепительная! Сексуальная, соблазнительная! Извини-подвинься, Лана Тёрнер! Почти шокирующая нагота. Вызывающая. Отталкивающая. Превзошла в откровенной похотливости Хеди Ламарр. Теду Бара. Если Ниагарский водопад является одним из семи чудес света, то Мэрилин Монро, несомненно, его восьмое чудо.
Слушая все это, Норма Джин становилась беспокойной. Бродила по квартире с телефонной трубкой в руке, небрежно приложив ее к уху. Нервно посмеивалась. Поднимала свободной рукой десятифунтовую гантель. Поглядывала в зеркало, откуда на нее с робкой и глуповатой улыбкой смотрела девушка в длинном красивом пеньюаре. Или вдруг наклонялась, касалась кончиками пальцев ступней ног — и так десять раз подряд, десять быстрых наклонов. Двадцать. Эти хвалебные слова! И имя «Мэрилин Монро», ставшее почти заклинанием! Норма Джин нервничала, зная, что эти слова, которые, захлебываясь от восторга, цитируют ее агент и люди со Студии, могут означать что угодно.
Эти слова, придуманные чужими людьми, обладали странной властью. Они начали определять ее жизнь. Они походили на непрерывно дующий ветер. Ветры Санта-Ана. Однако может настать момент, и ветер этот дуть перестанет, и слова эти исчезнут, умолкнут — и что тогда? Норма Джин даже сказала своему агенту:
— Но ведь на самом деле это ни о ком. Никакой «Мэрилин Монро» не существует. Разве они не понимают? Это была «Роза Лумис», и существовала она лишь на экране. И п-потом она просто умерла. И все кончено.
Агент имел привычку смеяться над наивностью Нормы Джин, особенно когда она пыталась быть остроумной. И ответил ей с упреком:
— Мэрилин! Моя дорогая. Еще ничего не кончено.
Она бегала минут сорок. И когда, запыхавшись, с блестящим от пота лицом повернула к своему дому, увидела двух молодых людей. Неверной походкой приближались они к парадному входу.
— Касс! Эдди Дж.!
Они были бледны, небриты, одежда в полном беспорядке. Дорогая шелковая сорочка Касса цвета голубиного крыла была расстегнута до пупка и вся в пятнах от какой-то желтоватой, похожей на мочу жидкости. Волосы на голове Эдди Дж. торчали клочьями, как у какого-нибудь маньяка. За ухом красовалась свежая царапина в виде изогнутого красного серпа, глубоко въевшегося в плоть. Мужчины изумленно уставились на Норму Джин в фуфайке с логотипом Калифорнийского лос-анджелесского университета, в кроссовках и толстых носках, с двумя окаймляющими потное лицо косичками. Эдди Дж. с самым дурацким видом пробормотал:
— Норма? Ты что, уже встала? Так рано?
Касс болезненно поморщился, словно в голове у него гудело. И с упреком в голосе заметил:
— Боже! Тывыглядишь такой… счастливой.
Норма Джин рассмеялась. Она так любила их обоих! Обняла их, расцеловала в исцарапанные щеки. От них воняло, но ей было все равно. И сказала:
— О да! Ясчастлива! Кажется, сердце вот-вот разорвется в груди, до того я счастлива. И знаете почему? Потому что теперь, когда появилась Роза, люди наконец поймут, что это — не я. Все в Голливуде поймут. И скажут: «Смотрите, она создала Розу. Но на самом деле она совсем другая. Она— настоящая актриса!»
Беременна!Под именем «Глэдис Пириг» она отправилась на осмотр к гинекологу-акушеру в район настолько удаленный от Голливуда, что, казалось, это уже какой-то совсем другой город. И когда он сказал ей, что да, она беременна, Норма Джин заплакала.
— О, я знала!.. Я так и знала. Чувствовала, что прямо вся словно распухла. И еще… я так счастлива!
Врач не расслышал этих ее слов. Он видел перед собой молодую, проливающую слезы блондинку. Взял ее за руку, заметил, что на пальце нет кольца.