Блондинка. Том II
Шрифт:
Он нашел ее в спальне. Она делала танцевальные упражнения. Поднимала то одну ногу, то другую, тянула носок. На ней было шелковое оранжевое платье, которое он купил ей в Нью-Йорке, — не слишком подходящий костюм для таких упражнений, — и еще она скинула туфли, а чулок не сняла, и теперь все они были сплошь в зацепках и дорожках. На неубранной постели, на креслах и даже на полу свалены горы одежды, ее тряпок и его, тут же разбросаны полотенца и книги. Черт побери, да он по горло сыт этими книгами, один из ее чемоданов был доверху набит этими ее книгами, и ему пришлось его тащить, и, надо сказать, радости было мало. В Голливуде в открытую шутили, что Мэрилин Монро вообразила себя интеллектуалкой, а сама при этом даже колледжа не окончила, мало того, ни одного слова не могла произнести правильно.
— Куда это ты смылась? Что за спешка? И вообще, что все это означает?
В ответ она широко улыбнулась — ослепительной и фальшивой актерской улыбкой. И рука так и поднялась сама и врезала ей в челюсть.
Нет, не кулаком. Ладонью, открытой ладонью.
— О!.. О, пожалуйста, прошу тебя!..
Она споткнулась, согнулась пополам и тяжело осела на край кровати. Лицо было мертвенно-белым, если не считать вымазанного алой помадой рта, и напоминало фарфоровую чашку — перед тем, как разлететься на мелкие осколки. По щеке скатилась одна-единственная слезинка. Он присел рядом на кровать и обнял ее.
— Нет, Папочка. Это я во всем виновата. О, Папочка, прости меня, прости! —И тут она разрыдалась, а он все не разжимал объятий, и чуть позже они занялись любовью, вернее, пытались заняться. Но ничего не получалось, потому что за окнами и за запертой дверью ей слышались приглушенные голоса, некое невнятное бормотание, накатывающее, как волны на песок. И в конце концов они сдались и просто лежали рядом, сжимая друг друга в объятиях. — Ты меня простил, да, Папочка? Я никогда так больше не буду, клянусь!
Официальное приглашение в Японию получил Бывший Спортсмен, он должен был открыть там бейсбольный сезон 1954 года. Но не его, а именно Блондинку Актрису хотели в первую очередь видеть целые толпы репортеров, фотографов и людей с телевидения. Именно на Блондинку Актрису рвались взглянуть хотя бы одним глазком целые толпы простых людей. Уже в токийском аэропорту полиции пришлось оттеснять сотни глазеющих на нее, но странно молчаливых японцев с полным отсутствием какого-либо выражения на лицах. Лишь несколько из них дружно, чуть ли не по-военному, выкрикивали Блондинке Актрисе:
— Мончан! Мончан! — Кое-кто из поклонников помоложе даже осмелился бросить цветы, они попадали на асфальт, как подстреленные птички. Блондинка Актриса, никогда прежде не бывавшая за границей и уж тем более — так далеко от дома, на другом конце земли, нервно вцепилась в руку Бывшему Спортсмену. Охранники поспешно повели их к лимузину. До Блондинки Актрисы все еще не доходило (хотя то было совершенно очевидно и оскорбительно для Бывшего Спортсмена), что все эти толпы пришли сюда приветствовать ее, а не его.
— А что такое мон-чан? —немного нервно осведомилась Блондинка Актриса. И один из охранников с легким смешком ответил:
— Это вы.
— Я? Но ведь ваша страна пригласила моего мужа, не меня. — Тут ей стало за него обидно, она возмутилась и еще крепче сжала его руку.
На всем пути следования лимузина по обеим сторонам дороги выстроились японцы. Жаждали увидеть, как промелькнет лицо мончан,сидевшей на заднем сиденье, за пуленепробиваемыми затемненными стеклами. Здесь ее приветствовали более оживленно, чем в аэропорту, сильнее махали руками, больше бросали цветов. И сами цветы были крупнее и ярче и с влажным стуком шлепались на крышу и ветровое стекло автомобиля. И снова дружным хором, словно роботы, они повторяли заклинание:
— Мон-чан, Мон-чан! Мон-чан!
Блондинка Актриса нервно усмехнулась. Неужели они пытались сказать «Мэрилин»? Неужели именно так звучит «Мэрилин» по-японски?
На улице у входа в элегантный отель «Империал» их поджидали новые толпы. Движение было перекрыто. Над крышами завис полицейский вертолет.
— О! — прошептала Блондинка Актриса. — Но что всем им нужно?..
Какая-то совершенно безумная сцена, прямо как в фильме Чарли Чаплина. В немом фильме, комедии. С той разницей, что толпа не молчала. Блондинка Актриса была удивлена: она всегда считала, что японцы совсем другие. Более сдержанные, уважающие традиции, исключительно вежливые, разве не так? Нет, конечно, в войне они показали себя совсем другими. Блондинка Актриса с ужасом вспоминала: О, Пёрл-Харбор! А чего стоили эти японские лагеря для военнопленных! А эти жестокие японские фильмы!.. Вспомнила она и о Старине Хирохито, о черепе, стоявшем на радиоприемнике. Эти пустые глазницы, так и впивающиеся взглядом в ее глаза, стоило только зазеваться.
— Мон-ЧАН! Мон-ЧАН! — громко скандировала толпа.
Совершенно потрясенных всем этим Блондинку Актрису и Бывшего Спортсмена провели в отель, полицейские с трудом сдерживали рвущиеся к ним толпы.
— Но что всем этим людям от менянадо? Я всегда думала, их цивилизация во многом выше нашей. Я так надеялась… —Блондинка Актриса говорила со всей искренностью, но ее никто не слушал. Лицо Бывшего Спортсмена помрачнело и налилось кровью. Перелет оказался столь долгим, что на щеках у него успела отрасти темная щетина.
При регистрации в отеле им пришлось пройти целую кучу формальностей, затем их препроводили в роскошный номер на восьмом этаже, заранее зарезервированный для Блондинки Актрисы и Бывшего Спортсмена. Блондинка Актриса пыталась заговорить с одним из служащих отеля о поэзии дзэн, построенной по принципу «покоя в центре коловращения». Но японец лишь улыбался и прилежно кивал, отвешивал частые поклоны головой, бормотал нечто нечленораздельное в знак согласия, и ей в конце концов пришлось сдаться. Она хотела выглянуть в окно, но не посмела. Бывший Спортсмен, игнорировавший толпы на улице, сейчас старательно игнорировал ее. Они что, заперты теперь в этом отеле навеки? Не осмелятся выйти на улицу? Ну, вот и началось мое наказание,подумала она. Я позволила им убить моего ребенка. И это аукнулось теперь. Здесь. Я пропала.
Она была единственной женщиной в этой комнате. Нервно рассмеялась, выбежала в ванную и заперла за собой дверь.
Чуть позже она вышла оттуда, дрожащая и бледная, если не считать пылающих алой помадой губ. От нее слабо попахивало рвотой. Бывший Спортсмен, он же Папочка, когда они оставались наедине, уже не был теперь Папочкой. Обнял ее за талию, тихо заговорил. Японцы, представляющие администрацию отеля, предупредили его через переводчика, что стоит его жене появиться на балконе хотя бы на несколько секунд и подтвердить тем самым свое присутствие здесь, толпа будет немедленно рассеяна, самым решительным и жестким образом.