Блондинки моего мужа
Шрифт:
– Ты представляешь? Читает на ходу! – подкармливала все новыми подробностями Лиза, – Я была уверена, что влюблена в гения.
А сейчас? – неожиданно для самой себя я заинтересовалась этой историей, – Он перестал быть гением или чувства ушли?
В ответ Лиза только закатывала глаза, сладостно вздыхая. Потом, испугавшись, что ответ её я могу истолковать неверно, все же разъясняла.
Первая любовь не проходит. Так пишут во всех журналах. Правильно пишут. А гением он быть не перестал. Просто раньше меня это восхищало.
А сейчас?
Секретарша сочла нужным рассказать мне всю историю целиком.
Перед экзаменами в десятом классе, я, наконец, решилась. Просто раньше не представлялось достойного повода. Понимаешь? Сама не рискнула, попросила маму договориться. “У Лизоньки экзамен. Нужно
Экзамен ты, конечно же, не сдала… – я многозначительно вскинула брови, дескать, прекрасно понимаю, чем закончилась эта история, – Робкое признание, бурные чувства… Какая уж тут математика.
Признание? – на миг глаза Тихой Секретарши сделались больше очков, – Нет. Что ты. Я никогда б не решилась. А математику я сдала. Помнишь, я говорила, что не знаю почти ничего? Значит что-то все-таки знаю. Это что-то – тот злополучный билет. Петр бился со мной, как зверь. Объяснял и так, и так… Я ужасно хотела понять, о чем он, но лишь беспомощно улыбалась в ответ. Я так много мечтала о Петеньке, что само по себе нахождение в одной комнате с этим человеком сводило меня с ума. Нет, Петр не выставил меня за дверь, не отказал в помощи. Как и во всей своей последующей деятельности, он пошел до конца и нашел решение задачи.
Купил тебе щенка? – не слишком-то уважительно отнеслась к сентиментальным воспоминаниям я.
Не стоит так шутить, – Лиза нахмурилась, посерьезнев, потом решила, видимо, не обижаться и, приложив левую ладонь к груди, взглянула прямо мне в глаза, – Понимаешь, у меня это всё очень искренне…
Мне сделалось неудобно. Человек, можно сказать, душу открывает, а я туда вымазанными в сарказме руками лезу. Нехорошо. Лиза ж не сознательно мне жизнь портит. Ей, бедолаге, наверное, и в голову не приходит, что я – гнусная шпионка, которая больше всего сейчас нуждается в одиночестве. Лизе как раз кажется наоборот, будто несчастная я, вынужденная целый день сидеть тут в приемной, нуждаюсь в общении.
Извини, – я прониклась открытостью Лизы и теперь бы, наверное, не смогла б подсыпать ей слабительного, – У меня всегда было слишком резкое чувство юмора. Как он заставил тебя выучить билет?
Он ушел. Запер меня в своей комнате и ушел. Условия были простые: пока не запишу все объясненное самостоятельно и не положу тетрадку под дверь, буду под арестом. Поначалу роль пленницы меня забавляла. Потом я жалела себя, плакала. Как он может так со мной обращаться! Окончательно скандалить было стыдно – сама ж попросила любыми методами заставить меня выучить билет. На вторые сутки я взяла в руки исписанные Им листочки и попыталась вспомнить, что он при этом говорил. С пятой попытки в подсунутой под дверь тетради оказалось правильное решение. После еще часа разговоров через дверь, Пётр счел моё знание билета достаточно полным для сдачи экзамена. Я ушла домой вся в расстроенных чувствах. Несмотря на своё “хорошо” по математике, я твердо решила считать Петра негодяем. Как смел он посягать на мою свободу?
А потом? – я представила себе Лихогона, невозмутимо просматривающего залитую слезами и мольбами о свободе тетрадь, просовываемую Лизой под дверью. Теперь мне было уже всерьез интересно.
Потом? – Лиза подперла ладонью подбородок и уставилась за окно, – Потом потекли годы. Очень много лет мы с Петей не виделись. Я побывала и замужем и не замужем, успела и позарабатывать и поголодать, и поискать работу и поискать возможность не работать вовсе.… Моя интеллигентная мама находилась на грани нервного срыва из-за беспрерывных перемен в моей жизни. Я так переживала за неё. И главное, я вдруг поняла, что упустила время.
Я сочувственно закивала.
Да, найти приличную работу сейчас просто невозможно. Или предлагают неприличное, или утверждают, что требуется работница не старше двадцати пяти лет со стажем работы не менее десяти лет и высшим образованием…
И не говори. С этим образованием у меня особые были трудности. Нет его у меня вовсе, а они требуют… – поддержала меня секретарша, а потом продолжила, – Иду, чуть не плачу от горестей, и тут… вижу, тормозит возле меня шикарная такая иномарка. Черная, блестящая, подъезжает мягко, останавливается бесшумно.… И говорит она мне человеческим голосом: “Садись, Лиза, подвезу. А то ноги промочишь”. Гляжу – Пётр. Смотрит на меня и хохочет: “Вот так вот, бедная Лиза. Из родного двора ты съехала, среди знакомых детства не появляешься.… А проклятый садист и тут тебя нашел. Садись, не бойся, не буду я тебя больше математике учить”. Подвез, значится, домой. А я, ты не поверишь, как его увидела, так сразу и поняла, чего мне от жизни этой надобно. Ну, позвонила на следующий день, попросилась, в общем, к нему на работу. Не могла я другого достойного повода найти, чтоб пообщаться… Он сначала категорично так: “Упаси Господь! Сам работаю, только на себя полагаюсь, и ничего в этом смысле менять не намерен. Все, с кем сотрудничаю, – наемники. Люди под конкретное дело. На ставку никого отродясь не брал, не беру, и брать не стану…” Я от такой отповеди оторопела: “Да я же просто спросила”, – говорю, – “Нет, и не надо… А то еще математику учить придется…” А на следующий день он сам мне позвонил и… предложил работу. Передумал, значится…
И что?
Да ничего, – Лиза вздохнула особенно тяжело, и мне сразу же все стало ясно, – Работаем. Намеков не понимает, на попытки сближения не реагирует…
Вот гад! – искренне возмутилась я. Тут человек ради него, можно сказать, полгода жизни на чепуху перевел, а он ничего не понимает, – И сколько ты его еще планируешь высиживать?
Ох, не знаю.… Понимаешь, не гад он вовсе. Не из вредности он, а по невнимательности. У него мысли, словно у инопланетянина. Совершенно неземные. Все о работе и о работе. Вне работы я ему не интересна. Подозреваю даже, он думает, что вне этого офиса меня попросту не существует. Понимаешь? Эх, ну почему бы ему ни избавиться от этой своей гениальности? Отчего бы ни сделаться обычным человеком… Простым, понятным… Я ему тогда печенья бы напекла.
Да, – я тоже принялась вздыхать, – Путь к сердцу через желудок лежит только у нормального мужчины. А у этих – через мозги, – я кивнула в сторону кабинета Лихогона, – А там, в мозгах, такие извилины, что просто так не пролезешь… Если не заблудишься, так застрянешь где-то среди особо закрученных мозгинок…
Теория моя отчего-то ужасно рассмешила Лизу.
Что за шум? – Лихогон резко раскрыл дверь и показался на пороге своего кабинета.
Ой, Пётр Степанович, – Лизавета залилась краской и замолчала, – Так вас же нету…
Как нету? – поразился Лихогон, – А я тогда кто?
Вы же с утра ушли и ключи от обоих входов мне оставили. Не приснилось же мне такое?
Для доказательства Лиза полезла в свою сумочку и извлекла из небольшого джинсового кошелечка связку ключей.
Вот! – Лиза показала на самый мощный ключ, – Это от вашего личного выхода. Вы же запрели дверь и мне ключ оставили. Я думала, вас еще нет, раз вы ключи не забирали…
Условие и не необходимое и не достаточное… – насмешливо сообщил Лихогон, – Просто у меня есть еще одни ключи, Лиза. И почему у женщин столь ярко выражено нарушение причинно-следственной связи? – я мстительно сжала губы, отметив редкую схожесть взглядов Лихогона с Георгиевскими. Ну ничего, я докажу им еще, на что способна женщина.… Стараясь не слишком-то пялиться на сумочку Лизы, я, тем не менее, не упускала её из виду. Теперь у меня есть возможность заполучить ключ….