Блондинки моего мужа
Шрифт:
– Позже расскажу, – как можно безразличнее заявила я, заставив Лизу резко побледнеть, – Результат довольно интересный. Если не будешь лениться и приложишь определенные усилия, то этого кавалера могу тебе гарантировать.
– Что нужно делать? – Лиза не отрывала взгляда от моего лица.
– Позже, – я вела себя, как настоящая садистка, – Для начала открой мне, наконец, эту дверь. Если шеф придет и застанет кабинет неубранным, это может неблагоприятно отразиться на моей карьере.
– На чем? – Лиза наморщила нос и презрительно глянула на пылесос. Как и у всякого нормального человека, слово “карьера” вызывало у неё ассоциации с деятельностью, сопровождаемой несколько другими подручными
Я вволокла пылесос в кабинет.
– Что-то плохо дует, – озабоченно поводив рукой вокруг рабочего инструмента, заявила я, – Сейчас разберу, гляну. Пылищи, правда, будет…
Я пододвинула поближе корзину для мусора, сняла кольца и часы. Водрузила их на стол начальника, закатила рукава и щелкнула защелкой на корпусе пылесоса. Взволнованная Лиза бестолково сопровождала мои действия тревожным взглядом. Пришлось слегка подтолкнуть её мыслительные процессы.
– Ну что ты стоишь? Ведь сейчас шеф приедет. Проблем не оберешься. Положи тетрадь на место…
– И правда, – Лиза ожила, – Нужно срочно вернуть это в тайник.… Прости, ты не могла бы на секундочку выйти?
– Только недолго, – ворчливо заметила я, – Я же должна успеть.
Про себя я, конечно, добавила, что успеть должна не столько я, сколько цифровая камера, вмонтированная одним умельцем в мои наручные часы. Мастер этот славился своими замечательными изобретениями и покладистым характером. Звали его Меля – производная одновременно от фамилии Мельник и вида деятельности – Умелец на все руки. Георгий с Мелей рассчитался за часы-камеру бартером – рекомендациями перед солидными клиентами города. А я заполучила чудо-технику, нагло отобрав её у мужа. Аккумулятор в камере последнее время был при смерти, поэтому длительная съемка могла и не состояться. Впрочем, длительная и не была нужна. Заранее запрограммировав аппарат на кадр в секунду, я предполагала, что его работы в течение следующих пяти минут вполне хватит. Достаточно заснять, как секретарша достает ключ и открывает сейф, а сделать это она должна была немедленно. Часы я специально оставила на столе Лихогона, то есть в углу комнаты, то есть таким образом, что широкоугольный объектив моего аппарата охватывал взором весь кабинет. Если, конечно, сейф находится не в столе или за столом Лихогона. В этом случае я, по крайней мере, буду знать приблизительное его местонахождение…
Через несколько минут Лиза и Лихогон синхронно распахнули двери в приемную. Она – ту, что вела из кабинета, он – с улицы.
– Ничего себе! – незаметно шепнула я Лизе, протаскивая мимо неё пылесос, – Всего на одну секунду б позже и…
– Лизонька, мне чаю, пожалуйста… – по утрам Лихогон не приступал к работе, пока не выпивал залпом стакан охлажденного зеленого чая, – Катя, прошу вас, не включайте эту штуку сейчас, – кажется у Лихогона просыпалась какая-то странная пылесософобия. В любом случае, при шефе, я старалась вычищать пол щеткой, – Мне нужно сосредоточиться.
Я послушно оттарабанила орудие труда обратно в приемную и взялась за щетку. Лиза хлопотала вокруг Лихогона.
– Господи боже мой! – раздалось нервное восклицание начальника из кабинета через несоклько минут, – Кто ж знал, что вы это тут оставите!
Предчувствуя самое худшее, я помчалась к Петру Степановичу. Так и есть! По-другому и быть не могло! Споткнувшись об оставленную мною посередине кабинета корзину для мусора, г-н Лихогон потерял равновесие и обильно полил чаем свой стол. Сколько раз говорила я Георгию, что камеру лучше поместить в противоударный и водонепроницаемый корпус! Когда же, наконец, этот Георгий начнет меня слушаться!
–
– К сожалению, – запричитала Лиза, – Обычно Петр Степанович пьет зеленый чай без сахара, но на этот раз ему захотелось…
Дослушивать я не стала. Схватила со стола свои вещи и кинулась к умывальнику. Просто помешательство какое-то нашло. Казалось, что чудо техники срочно нужно отмыть от липких чаинок. Этой помывкой, как выяснилось позже, я нашу камеру и доконала. От обычного чайного душа она могла еще и оправиться, потеряв, конечно же, при этом, отснятый материал… Но вот от последствий моей тщательной очистительной работы спасти чудо техники уже не удалось.
– Давайте я посмотрю часы, – любезно предложил Лихогон, стараясь загладить собственную вину. Для этого он специально пожертвовал несколькими рабочими минутами и вышел в приемную.
Я вздрогнула. И что теперь, спрашивается, отвечать?
– Не стоит беспокоиться, Петр Степанович, – нелепо запричитала я, – Отнесу их часовщику…
– Нет уж, покажите, – настаивал начальник, кажется даже заподозрив что-то, – Не люблю наносить ущерб…
Я решила атаковать. Лучшая защита в фехтовании взаимными любезностями – это нападение.
– Это я не люблю наносить ущерб! – перебила Лихогона я, – Споткнулись-то вы из-за оставленной мною корзины.… Ах, если от чая пострадали какие-то важные бумаги.… Простите меня. Если нужно, я возьмусь все их перенабрать. Напечатать заново.
– Спасибо, не нужно. Все в порядке, – Лихогону идея моего допуска к документам понравилась почти так же, как мне мысль о его взаимодействии с моими чудо-часами.
– Нет-нет. Моя вина, значит…
И тут я застыла с открытым ртом. Меня настигла важная мысль. Внезапная четкость воспоминаний не оставляла других вариантов трактовки ситуации. Дело в том, что я не оставляла корзину посередине кабинета. Забрала пылесос, небрежно отпихнула корзину в угол. Я ведь точно помню!
“Стоп-стоп-стоп! Меля говорил, что прибор этот он собирает не впервые. Причем именно в таком варианте – именно в таких часах. Кому еще в этом городе могла понадобиться такая специфическая штука? Качество съемки ведь отвратительное. Главный акцент – на габаритах аппарата и возможности его программирования. Специфически шпионская штука”.
Далее работали уже не мысли, а моё воображение.
Лихогон, конечно же, знаком с Мелей. Конечно же, знает обо всем ассортименте чудо– изобретений. Да что там! Сам Лихогон, наверное, и придумал этот замечательный вариант: вмонтировать камеру в часы. Придумал, заказал, использует.… И тут вдруг видит такие же часы у себя на столе. Лихогон тут же решает перестраховаться. Что стоит пододвинуть корзину с мусором себе под ноги и изобразить внезапный приступ близорукости. Нет, испортить прибор он и не надеялся – тут уж я сама постаралась со своим мытьем. Лихогон попросту хотел иметь право исследовать часы. Якобы, в надежде починить их, а на самом деле желая установить истину об их содержимом. Раз я так рьяно не отдавала часы, – значит, что-то здесь нечисто.
“Пора завязывать с этим заданием. В темпе находить все необходимое и сматываться. Лихогон явно о чем-то догадывается…”
В качестве подтверждения моей гипотезы, Петр Степанович, подозрителньо сощурившись, уставился на меня. Руки его при этом барабанили пальцами друг о друга, а губы шевелились. Казалось, будто Лихогон – шаман какого-то древнего племени, нечаянно переместившийся во времени. Мне сделалось совсем неуютно.
– Петр Степанович, не смотрите на меня так, я вас боюсь. Не хотите, – не буду перенабирать документы, – я попыталась разрядить обстановку.