Blood diamond
Шрифт:
— Садись, — вновь накинув халат на плечи, она похлопала рукой по месту на кушетке рядом с собой, — я все расскажу. Это будет долгий рассказ…
Джон быстро присел рядом с ней, приготовившись слушать. Мэрион же, снова уткнувшись невидящим взглядом в окно, начала рассказывать:
— Все началось с того, как я…
Глава 11
Мэрион начала свой рассказ:
— Все началось с того, как я, двадцатилетняя девчонка, попыталась самостоятельно выжить в этом чудовищном мире, где ты никому не нужен. У меня не было родителей, у которых были бы влиятельные друзья, у меня не было ничего, кроме тетки, которая меня растила. Помню, когда я была маленькая, она давала мне разбавленное вино, вместо чая или молока, чтобы я ее поменьше беспокоила. Это были чудовищные девятнадцать лет моей жизни…
Вначале мне удалось устроиться на работу к мадам Каруа — тогда в своем доме она держала горничных. Но долго я у нее не проработала. Однажды она заявила, что я украла какие-то украшения одной из постоялиц, хотя это была не я. К тому же, я знала, что это сделала сама мадам, но доказать ничего не могла. Поэтому просто сбежала оттуда, не проработав там и трех месяцев.
Спустя какое-то время я очутилась в парижском кабаре, куда меня привела одна моя знакомая. Я помню, что тогда мне до безумия понравилось выступление местной дивы — Матильды. Она была прекрасна… Спустя еще месяца два или три мне удалось пристроиться в это же кабаре на подтанцовку. Мне нужны были деньги, а это было единственным, чем я могла заниматься. Танцы, короткие платья, блёстки, мишура, множество пьяных зрителей — все это на какой-то момент стало неотъемлемой частью моей жизни. Так в этом мире появилась Вивьен Бонье.
За месяц или два до того, как я ушла оттуда, появился Гийом. Он тогда сказал, что это было его первым посещением нашего кабаре. После он стал наведываться чаще, не пропускал ни одного шоу на выходных.
Все было прекрасно на протяжении тех трех лет, что я работала в этом кабаре. Но постоянно быть девочкой из подтанцовки мне не хотелось — я решила попросить собственный номер. К тому же, наша дива стала явно сдавать — за последние месяцы она значительно набрала в весе, а голос ее до того стал прокуренным, что мне было от него тошно, не то что зрителям.
Помню, я зашла в кабинет нашего директора после очередного выступления, даже переодеться не успела. Матильда была в это время там, сидела на краю стола директора. С моим появлением она ловко соскочила с него и, шурша подолом платья, быстро скрылась в коридоре, многозначительно улыбаясь. Я же, твёрдо решив поговорить с директором сейчас же, начала свою речь.
Не помню, что произошло за те несколько минут, но под конец мы кричали друг на друга. Он обещал уволить меня и добиться того, что ни в одно приличное заведение Парижа меня работать не возьмут. Я, заметив на столе оставленный Матильдой пистолет (это был пистолет из нашего реквизита, он нам нужен был для сегодняшнего номера, где мы изображали американских гангстеров), решила угрожать им директору. Я даже не удивилась тому, что он по-настоящему испугался его. Но он быстро пришёл в себя и, поняв, что зря теряет время, набросился на меня и попытался выхватить его из моих рук. Раздался выстрел… Оказалось, что пистолет тот был не из реквизита, а принадлежал директору. И заряжен он был не холостыми патронами…
В тот же вечер я сбежала из Парижа вместе с Гийомом — он давно предлагал мне уехать вместе с ним. О случившемся в кабаре я ему ничего не рассказала ни тогда, ни после.
Сам же Гийом никогда не говорил, чем он занимается на самом деле, лишь упоминал о частых разъездах и путешествиях. И лишь когда мы приехали в Марсель, я поняла, что меня ждёт впереди, — я узнала, что Дифенталь занимается археологическими раскопками. И только уже в пустыне я поняла, что никакой он не археолог, а самый настоящий вор… Но об этом позже.
Из Парижа я сбежала без каких-либо документов. Да и Вивьен Бонье по-настоящему никогда и не существовало — это был всего лишь мой сценический псевдоним. Но благодаря Гийому мне удалось получить документы на это имя, и мы продолжили свой путь.
Спустя пару дней мы прибыли в Марокко, в Касабланку. Все это для меня было как… своего рода приключение или путешествие. Я даже и не воспринимала это всерьез. Но когда мы переехали куда-то под Буарфу и пробыли в пустыне месяц, я наконец поняла всю серьезность своего положения.
Нам приходилось работать в день по десять-двенадцать часов. Если бы ты только знал, какая это утомительная работа — рыться в раскаленном песке под горячим солнцем. А о таких простых радостях как душ вообще пришлось забыть на это время. Спать приходилось в палатках, которые не особо защищали от вездесущего песка.
Спустя три месяца раскопок мы поехали назад в Касабланку, где встретились с каким-то мужчиной, которому Гийом продал все, что мы выкапывали в течение этого времени. Только потом я узнала от самого Гийома, что это были какие-то ценности бедуинов, которые проживали там несколько веков назад. Тогда-то я и поняла, чем по-настоящему занимается Гийом.
Около года мы потратили на раскопки, изъездив всю северную Африку от западного побережья до восточного. Постепенно я свыклась с тем, чем мы занимаемся. Мы раскапывали гробницы, могилы, захоронения — все, что угодно, если там нас ждало золото или другие ценности. Меня уже ничто не заботило, лишь за мою работу мне заплатили, а платили за это неплохо.
Через какое-то время Гийом получил новый заказ и мы вновь отправились в Марокко. В этот раз все оказалось намного серьезнее — нам надо было достать какой-то рукописный Коран не то одиннадцатого, не то двенадцатого века, который был утерян в начале прошлого века.
Коран мы нашли быстро — его у себя в доме хранил местный богач, любящий древние ценности. Нам удалось его выкрасть, но мужчина быстро заметил пропажу Корана, поэтому за нами отправилась погоня. Нам удалось незаметно пересечь границу с Алжиром на юге Марокко — мы надеялись, что тогда сможем оторваться от погони. Но как же серьезно мы заблуждались…
В Алжире мы нашли на свою голову другие проблемы. Каким-то образом мы натолкнулись на племя туарегов. Теперь нас преследовали не только марокканцы, но и алжирские туареги. Мы больше уже не могли продолжать путь — верблюдов мы бросили еще в Тиндуфе, а лошадей загнали недалеко от Реггана. Мы думали, что оторвемся от погони ближе к югу, но мы, блуждая по пустыне двое суток, только набрели на поселение тех самых туарегов. Уйти от них уже не удалось — у нас просто не было сил.
Корана мы лишились, как и всего, что у нас осталось с собой. Нет, нас не выдали тем преследователям из Марокко — не знаю, что они сделали бы с нами, — но и просто так не оставили. Мы стали самыми настоящими рабами. Ах да, ты ведь не знаешь, кто такие туареги…
Это в христианстве гордыня — порок. Туарегам сей постулат неведом, равно как смирение и покорность. Вот уже больше тысячелетия они не знают ни запретов, ни границ. Как и много веков назад они по-прежнему кочуют по пустыне, и горе тем, кто встанет на их пути. Они возникают из ниоткуда, нападают на путников, грабят и убивают и продолжают это делать до сих пор. То, что мы остались в живых — огромная удача, ведь нас вполне могли оставить умирать от жажды в пустыне.