Блуд на крови
Шрифт:
Усталый, но счастливый, вернулся к вечеру в гостиницу, принял ванну и вместе с Анютой отправился в небольшой, но уже изрядно заполненный гуляющей публикой ресторан, разместившийся в полуподвале.
Они пили хорошее французское вино, с аппетитом ели сочные деволяи и забавлялись зрелищем, которое шло на невысокой эстраде, освещенной керосиновыми лампами с большими отражателями. Представление было вполне балаганным. Лихо отплясывал трепака крошечного роста сухонький человечек, дробно стуча каблуками ярко начищенных сапог. Потом бородатый мужик в цветастом жилете наяривал на балалайке, перекидывая ее то через спину, то через ногу и не сбиваясь с такта.
Балалаечника сменили разухабистые цыгане, долго не уходившие с подмостков.
Уже около полуночи два половых выкатили на середину сцены арфу. Перед публикой предстал толстый человек в новом фраке с блестящими саржевыми лацканами, оказавшийся владельцем гостиницы. Воздев руки к потолку, на котором были изображены голые амуры, он пророкотал:
– Известная во всем мире, блестящая европейская знаменитость госпожа Надежда Пильская!
Из-за ширмы, стоявшей у задника сцены, вышла женщина, взглянув на которую Малевский и Анюта от удивления обомлели. Они увидали смуглую красавицу с роскошными плечами, с громадными печальными глазами и толстенной смоляной косой. Арфистка была поразительно похожа на… Анюту.
Последняя даже перекрестилась:
– Господи, бывает же такое!
Малевский покрутил головой и расхохотался:
– Невероятное сходство! Ох, хороша бабешка…
Тем временем госпожа Пильская изящной рукой тронула струны и запела красивым контральто:
Зачем на краткое мгновеньеВ сей жизни нас судьба свела,Когда другое назначеньеИ разный путь она дала?Зал сразу стих. Краснолицые купчины и изящные господа с моноклями в глазу с интересом слушали арфистку. Когда она кончила песню, на сцену полетели ассигнации, за которыми, впрочем, госпожа Пильская не наклонилась, чем еще больше расположила публику.
Малевский поднялся с места, громко захлопал в ладони и крикнул:
– Пожалуйста, «Затворницу»!
Из зала как эхо отозвались крики:
– «Затворницу», «Затворницу»!
Это была популярнейшая песня на слова Якова Полонского, которую много десятилетий спустя обессмертит в одном из своих рассказов гениальный Иван Бунин, пребывавший, впрочем, в те годы еще в младенческом состоянии.
Госпожа Пильская согласно наклонила голову и запела:
В одной знакомой улицеЯ помню старый дом,С высокой темной лестницей,С завешанным окном.Там огонек, как звездочка,До полночи горит.А ветер занавесочкуТихонько шевелит.В зале уже никто не ел, не пил, не произносил тостов. Все, словно заколдованные, внимали певице: голос ее завораживал, у многих гуляк на глазах блестели слезы.
Никто не знал, какая тамЗатворница жила,Как чудно сила тайнаяМеня туда влекла…Чистый голос пел о несчастной любви, и трогательные слова находили отзыв в сердцах слушавших.
И опять ресторанный зал гремел овацией, опять сцену осыпали ассигнациями. Малевский вынул из вазы, стоявшей на его столике, букет роз, вложил в него пятидесятирублевую бумажку и визитную карточку и, подойдя к эстраде, протянул певице.
Анюта весь вечер сидела надув губки. Когда они поднялись к себе наверх, она вдруг разрыдалась:
– Как не стыдно! Я всю жизнь тебе отдала, а ты…
– Не капризничай! Мне певичка показалась любопытной лишь по той причине, что как две капли воды похожа на тебя. Интересно, – Малевский расхохотался, – во всем остальном она тоже похожа на тебя?
– Мне противно слушать!
– Нет, серьезно говорю. Ты знаешь, чем прелюбодеи характерны? Они очень любопытны. В мире нет двух одинаковых женщин…
– Как и мужчин!
– Ах, ты и это знаешь! Так вот, эти самые, любопытные, норовят изучить и сравнить! Впрочем, закончим этот разговор. Нам необходимо скорее возвращаться домой. Послезавтра в десять утра состоится учредительное собрание страховой компании. Меня выберут в правление. Уедем завтра с пассажирским в половине второго пополудни.
Анюта возмутилась:
– Как же так? Ведь сам обещал сводить меня в музеум князя Голицына? Еще в Питере говорил…
Тяжко вздохнул Малевский:
– Будь по-твоему!
…Утром он отправил гостиничного слугу на Николаевский вокзал:
– Возьмешь, братец, два билета в первый класс вечернего пассажирского. Того, что в половине седьмого отправляется. – И он протянул тридцать восемь рублей – стоимость билетов.
На Домниковке
Утро задалось яркое, солнечное, по-августовски тихое и теплое. Малевский с Анютой катил на лихаче на Тверской бульвар. Там в доме, принадлежавшем некоему Дубовицкому, разместилась выставка Общества любителей художеств.
Малевский водил Анюту по залам, рассказывал о картинах и их мастерах. Его поразило то внимание, с каким девица слушала его, ее сметливость и отличная память. «Побольше бы тебе образования, и ты украсила бы любой великосветский салон», – сказал Малевский.
Обедали влюбленные в «Париже» – это на углу Тверской и Охотного ряда. Услужливые официанты кормили их сытно и вкусно.
Через Мясницкую возвращались домой – пешком. Солнце уже склонялось к западу и до отхода поезда оставалось меньше часа, когда Малевский проводил подругу в номер и сказал:
– Загляну-ка я в табачную лавку!
Он отправился на соседнюю Домниковку. В небольшом чистеньком магазинчике «Борис Кожухов и Ко» оставил семь рублей и получил ящичек с кубинскими сигарами «Гавана». И вот когда он, распахнув дверь, вновь оказался на улице, то лицом к лицу столкнулся со вчерашней арфисткой.
Малевский захлебнулся от волнения:
– Какое чудо! Простите, медам, мою дерзость, но я… желаю выразить вам свой восторг. У вас волшебный голос! Вам необходимо петь в опере.