Блуда и МУДО
Шрифт:
Моржов вскочил и в три длинных шага оказался на месте исчезновения Серёжи. Глубина здесь была всего с метр, не больше. Серёжа шумно вынырнул из воды, держа над головой кружки. Лицо у него было совершенно ошалелое. Моржов наклонился, схватил Серёжу за запястья и выдернул обратно на берег.
Серёжа молчал, потрясённый. С него текла вода. Похоже, его временно парализовало. Кружки он сжимал, как скипетр и державу.
Моржов отнял у него посудины, отдал Наташе Ландышевой, которая оказалась уже рядом, и потряс Серёжу за плечи.
– Эй,
– А?… – спросил Серёжа, тупо уставившись на Моржова.
Упыри клубились вокруг Моржова и Серёжи. Здесь же стояли и прибежавшие Щёкин с Миленой.
– Чё, совсем захлебнулся? – взволнованно спрашивали упыри. – Он дышит?… Жить-то будет?… Охренеть – Пектусин утонул!…
– Ляг давай, – сказал Моржов и помог Серёже лечь на траву.
Серёжа вытянулся и закрыл глаза.
– Всё-всё, – сказал Моржов, расталкивая упырей. – Ну, окунулся человек, бывает… Дайте ему отдышаться.
Упыри потолклись ещё немного и, подгоняемые Щёкиным, разочарованно побрели обратно к своим бутербродам. Остались только Милена и Гершензон, который рассматривал Серёжу с каким-то непонятным уважением.
Серёжа вдруг открыл неожиданно большие, практически бездонные глаза, посмотрел на небо, на Милену, на Моржова и едва слышно спросил:
– Борис Данилович… Сколько часов я был без сознания?…
Милена отвернулась и, отступая, прикрыла лицо руками, словно зарыдала. Но ни Серёжа, ни Гершензон этого не заметили.
– Чо, Серёга… – грубым, хриплым голосом заговорил Гершензон, – выжил, да?…
Серёжа едва заметно кивнул.
Гершензон помолчал, смущаясь, и тихо спросил:
– Видел свет в конце туннеля?
Моржова скала не потрясла, а упырей – потрясла.
– Воще!… – орали они, мечась у подножия. – Как в кино!…
Колымагинская скала высунулась из крутого склона горы над просёлочной дорогой, будто голая коленка из прорехи в штанине. Дорога вела от села Колымагино к автотрассе в Ковязин. Моржову показалось, что эта дорога, укладываясь в распадок, словно бы тёрлась о склоны холмов, пока на одном из них не протёрла скалу.
Скала была невысокая: может, с трёхэтажный дом, а может, и пониже. Известняк желтовато-костяного цвета на закате порыжел. Под скалой валялись отколовшиеся глыбы. Сбоку зияла дыра пещеры – изнутри от копоти костров чёрная, как печная труба.
Для упырей, понятно, скала и пещера были открытием в диких, неизведанных лесах. Но Моржов видел, что нога человека всё вокруг порядочно изгадила и натоптала, как на газоне перед каруселями. За просёлком на поляне имелись очаг, массивные скамейки и намертво врытый в землю ржавый мангал. Маленький ручей перегораживала запруда, чтобы воду можно было набрать сразу ведром, а не черпать кружку за кружкой. За потрёпанными кустами громоздилась слежавшаяся куча мусора. Поляна у Колымагинской скалы служила местом для пикников.
– Дрисаныч, можно в пещеру?… – волновался Чечкин.
– Погодите, – мрачно тормозил
– Эй, ты!… – закричал Ничков, вертя головой в поисках Серёжи Васенина. – Давай рассказывай живо!
Серёжа немного растерялся.
– Ну… – замялся он и оглянулся на Костёрыча. Костёрыч одобрительно кивнул. – Здесь в Гражданскую войну заложников расстреливали… – выдал Серёжа.
– Где? – взвился Чечкин. – Вон там, наверное!… Упыри посмотрели на выступ скалы, на который указал Чечкин. Чечкин по глыбам кинулся к этому выступу.
– Я пули найду!… – кричал он.
– На фиг тут расстреливать? – спросил Гершензон. – И кого?
– Ну… белые – красных, красные – белых… Они возили друг друга из деревни в город, а тут расстреливали.
– Всё, да? – спросил Ничков у Щёкина. – Можно идти?
– Ты бы с начала рассказывал, Серёжа, – мягко посоветовал Костёрыч.
Серёжа уже и сам собрался с мыслями.
– Здесь проходил Колымагинский тракт от села до города. – Жестом Костёрыча Серёжа указал на просёлок. – При татарском иге татары захватили город Ковязин, и татарский командир захотел взять княжескую дочь себе в жёны. Он повёз её к себе по этой дороге, а она сбежала, забралась на скалу и сбросилась насмерть.
Упыри задрали головы, проследив былой полёт княжны.
– Гробанулась как бомба, наверное, – со значением сказал Гонцов. – Мозги в мангал улетели.
– Кто упал?… – издалека страдальчески закричал Чечкин, быстро карабкаясь по глыбам обратно. – Кто?!… Пектусин, повтори!… Я тоже хочу!…
– Про пещеру… – негромко напомнил Костёрыч.
– В пещере тут верующие жили, – продолжил Серёжа. – Когда их солдаты нашли, они укрылись в самой глубине и обрушили проход. Сами себя заживо похоронили.
– Значит, там золото, черепа, да? – спросил Гершензон.
– Гонец, ты петарды взял? – быстро обернулся к Гонцову Ничков. – Надо рвануть пещеру.
– Никаких взрывов, а то сразу домой пойдём, – отрезал Щёкин.
– Тут ещё разбойники жили, – утешил упырей Серёжа. – Они прятались в пещере и грабили купцов. Везде клады закапывали.
– Значит, клад надо откопать, – решил Ничков.
– Клад – всегда пожалуйста, – согласился Щёкин.
– Разбойники-то что, тупые были? – не поверил Серёже Гершензон. – Думали, пещеру тут никто не заметит? А купцы здесь слепошарые ездили?
– Это же народные предания… – извинился за всех Костёрыч.
– Да-а, ни хрена себе скала… – деловито сказал Ничков. – Хорошо, что рассказал, Пектусин. Будешь нам показывать, где черепа, где клады.
– Дрисаныч, а когда верёвки навешивать пойдём? – влез неугомонный Чечкин.
– Сейчас и пойдём. – Щёкин расстегнул свой рюкзак, стоящий на камне, и бросил Чечкину моток верёвки. – Гершензон и Гонцов, вам трассу распутывать. А ты, Чечкин, вместе с Ничковым учи Серёжу и Наташу делать обвязки и пользоваться карабинами.