Блуда и МУДО
Шрифт:
– Сделаю ещё, – пообещал Моржов. – Я молодой.
– Иди! Делай! Рисуй нам сертификаты! Чего сидишь-то?
– Дай хоть покурить, – обиженно ответил Моржов.
Он встал, доставая сигареты, и занял Розкино место в дверях.
– А я почему-то верю, что Борис Данилович выполнит всё, что пообещал, – призналась Милена.
– Ага, – скривилась Розка. – Вы поверьте ему – он вам и не такое ещё наобещает.
Моржов посмотрел на сердитую Розку. Розка явно выбрала его в качестве объекта наездов. Почему? Ведь он не самый удобный для таких вещей объект. Щёкин удобнее, потому
– Не преувеличивайте, Роза Дамировна, – мягко попросил Костёрыч.
Розка в досаде махнула на всех рукой и отвернулась к окошку, за которым в ритме неспешного акта кивали зелёные ветви. Розка и сама нервно покачивалась, словно воцарившееся отсутствие партнёра переполняло её потенциальной энергией, которую уже пора переводить в кинетическую, а то Розка лопнет. Розка снова развернулась к аудитории.
– Всё равно Шкиляева всех выгонит! – выдала она обычное своё заклятие. – Я вчера была в МУДО…
Каждое посещение Розкой МУДО заканчивалось каким-нибудь апокалиптическим известием: того-то уволили, там-то авария, тут новая закавыка…
– Тебя в городе чего всю дорогу в МУДО тащит? – перебивая, спросил Розку Моржов. – Там что, тебе мёдом намазано?
– Я мать-одиночка! – гневно крикнула Розка. – У меня в Ковязине ребёнок у бабки!
– А бабка в МУДО живёт, у Шкиляихи за шкафом? Розка открыла рот, чтобы разораться, но успела подумать.
– Ты, Морж, меня не сбивай! – отрезала она и опять обратилась к публике: – Так вот!… Шкиляева мне сказала, что к осени закроют все кружки, которые дублируют школьную программу!
Розка про это уже говорила, но, видимо, в прошлый раз осталась неудовлетворена произведённым эффектом.
– Это уже точно? – строго спросила Милена.
– Не может быть, – недоверчиво добавил Костёрыч.
– Может! – торжествующе крикнула Розка. – Вас, Константин Егорыч, попрут! И тебя, Милена! И тебя, Опёнкина!
– А меня?… – жалобно и просительно воскликнул Щёкин: мол, всех попёрли, а его забыли? Не уважают, значит?!.
– Тебя самого первого! – с ненавистью шарахнула его Розка.
– Это какое-то безобразие… – забормотал Костёрыч и замотал головой, но сразу схватился за очки. – Наши кружки – не дублирование школьной программы, а своеобразный практикум! Да, я знаю, что в школах факультативно преподаётся краеведение! Но ведь в школе оно – в кабинете, а я вожу детей по родному краю, показываю, так сказать, на местности! У меня не дублирование, а углубление… К тому же я представляю уровень школьного преподавания – слёзы одни!
– А английский язык далеко не во всех школах изучают! – возмутилась и Милена. – Какое администрация имеет право лишать детей возможности изучать язык, если в их школе его нет?
– Имеет! Имеет! – подскакивала на стуле Розка. Моржову показалось, что в это время и саму Розку кто-то имеет, а она вопит от восторга, что наконец-то это случилось.
Розка, будто валькирия, победно оглядела
Щёкин закряхтел, слез с тумбочки и пошёл курить к Моржову.
– План, значит, такой, – деловым голосом начал он. – Как нас сократят, мы с тобой сразу регистрируем сутяжную контору «Братья Вонякины». Сперва будем…
– Погоди, – остановил Щёкина Моржов и обратился к присутствующим: – Господа, давайте без паники! Розка, завершай артобстрел! Милена, Соня, Константин Егорыч, до конца света ещё как минимум два миллиарда лет – Борис Данилыч уже обо всём позаботился.
Моржов решительно прошагал к своему стулу, поднял его за спинку, поставил посреди холла и сел верхом.
– Уверяю вас как старый, битый жизнью йог, что заклинать змей гораздо проще, чем заполнить налоговую декларацию, – заявил он. – Я уже всё придумал. Сейчас расскажу вам, и вы мгновенно обретёте мир и покой. Розка, прекрати прыгать на попе!
Розка снова фыркнула.
– Делать надо так, – продолжал Моржов. – Ваши кружки и дети остаются в прежнем виде. Но вы берёте свои учебные программы и слегка переписываете их, чтобы отныне они были похожи на школьные предметы не более, чем Роза Люксембург на Клару Цеткин.
– Поясните, – попросила Милена.
– Поясняю, – охотно согласился Моржов. – У вас, дорогая Милена, кружок английского языка. Вы переме-но… именова… господи, ну и слово!., пе-ре-и-ме-но-вы-ва-е-те его в кружок… э… межнационального общения. И все тексты, по которым вы практиковались, слегка-слегка корректируете. Например. Был у вас текст о Бруклине – стал текст про обычаи жителей Бруклина, с которыми, возможно, воспитанники вашего кружка будут межнационально общаться. И всё! Проблемы нет. Принцип ясен?
Милена задумалась и недоверчиво пожала плечами. Но возразить было нечего.
– А у меня? – простодушно спросил Костёрыч.
– А у вас пусть будет детский научный клуб по выявлению взаимоотношений региона и столицы.
– Что-то непонятно…
– Непонятность – это залог успеха. Вот Серёжа Васенин рассказывал мне про церковь в Сухона… в Колымагине. Пётр Первый запретил каменное строительство везде, кроме Петербурга. А колымагинский староста взял да и построил эту церковь вопреки запрету. За это его сослали… то ли в Нарьян-Мар, то ли в Шарм-эль-Шейх, точно не помню. Вот вам и взаимоотношения столицы и региона. Материал, метод, дети – всё то же, а способ репрезентации перед начальством – иной.
Розка медленно закипала.
– А мне… подскажи… те… – прошептала Сонечка.
– А у вас, Сонечка, пусть будет кружок по изучению биоценозов края. Вы знаете, что это такое?
Сонечка кивнула и покраснела так, словно Моржов спросил её, знает ли она, что такое оральный секс.
– Вот и всё, – подвёл итог Моржов. – Суть прежняя, всё прежнее, но никто к вам не подкопается.
– А меня!… – задохнулся от обиды Щёкин. – Меня тоже научи жить!…
– Всех научу, – щедро пообещал Моржов.