Блуда и МУДО
Шрифт:
– Всё схвачено. Осталось только пальцами щёлкнуть.
– Чего же не щёлкаешь?
– Думаю, – мрачно и веско пояснил Щёкин. Моржова кольнуло нечто вроде ревности. Он и сам был не против ещё немного потянуть отношения с Сонечкой. Но он уступил Сонечку Щёкину – а Щёкин, видите ли, думает. Однако намекнуть на зубы дарёного коня Моржов, разумеется, не мог.
– А что тут думать? – несколько сварливо спросил он.
– Я о себе думаю, не о ней. С ней всё в порядке.
– И чего ты думаешь о себе? – въедался Моржов.
– Думаю,
– В дуру ты едешь. Сонечка на тебя во все глаза глядит. А ты всё удачного расположения звёзд дожидаешься.
– Ты, Борька, циник, а я романтик.
– Время для всех течёт одинаково.
Щёкин тоскливо вздохнул, бросил окурок и проследил полёт огонька до воды.
– Можно, конечно, поманьячить немного, – согласился Щёкин, – только что я Сонечке дам?
– Главное – чего не дашь, – ответил Моржов.
– А чего не дам?
– Не дашь пойти на работу к Сергачу. Соню туда уже позвали.
– М-м?… – удивился Щёкин. – Это, конечно, добавляет однозначности в вопросе… Но я, Борька, не хочу разводиться со Светкой. Михаила жалко.
Моржов сплюнул под мост.
– Ты сначала с Сонечкой чего-нибудь заведи, а там уже и видно будет. Завтрашние проблемы будем решать завтра. Не умножай геморрои сверх необходимого.
Щёкин задумчиво покачал головой в знак согласия:
– Правильно Фрейд посоветовал.
– Не Фрейд, а Оккам, – поправил Моржов.
– Ну… оба правы.
Щёкин допил пиво и убрал банку за спину.
– А Сонечка хочет меня? – простодушно спросил он.
– Подмокла уже, – грубо ответил Моржов. Щёкин снова вздохнул и стал исподлобья смотреть на плоскую лужу огоньков далёкого города Ковязин.
– Ладно, – сказал он. – С Сонечкой разберусь. Хорошо, что она есть… А я тут, Борис, решил, что пока нахожусь в Троельге, то посвящу свою жизнь ПВЦ. Всё равно делать не хрен.
Моржов чуть не упал в Талку. ПВЦ? Призраку Великой Цели?…
– ПВЦ – это поиск внеземных цивилизаций, – пояснил Щёкин. – Я же космонавт. Мы, космонавты, не можем без звёзд, без чужого разума, который тянет к нам руку дружбы через бездны пространства.
– А-а… – с облегчением сказал Моржов. – Это… что ж, дело хорошее. А где же ты будешь искать инопланетный разум?
– Здесь, фиг ли далеко ходить. И вообще, я его уже нашёл, кстати.
– Здорово! – искренне обрадовался Моржов.
– Хочешь, расскажу?
– А то нет!… Только учти, что есть три самых скучных типа историй для рассказывания. Это сны, своя генеалогия и свидетельства НЛО.
– Не, у меня без НЛО.
– И хорошо. Про НЛО я в Интернете до хренища читал.
– Вытри жопу Интернетом, – поморщился Щёкин. – Знаю я, что там пишут. На Памире обнаружена мыслящая блевотина. Гидроцефал ложнозрячий, преследует до полного распада. Мухи-роботы украли ребёнка. Галактическая война гуманоидов и рубероидов… А у меня всё настоящее.
Моржов подумал.
– Это когда Манжетов приезжал?
– Да. Вот тогда, под конец… Я уже надел скафандр, сказал «Поехали!», и ты повёл меня на Байконур – помнишь? А у костра остались Сонечка, Розка и Милена. Я оглянулся, и ты тоже… И мы с тобой оба увидели над девками такие красные световые столбы…
Моржов тотчас вспомнил эту сцену. Щёкин тогда увидел его мерцоидов.
– Во-от… Это и был момент приземления. Инопланетянин вселился в девок.
Моржов сразу совершенно успокоился.
– Понятно, кто же ещё-то? Инопланетянин, больше некому.
– Всё сходится! – Щёкин строго посмотрел на Моржова. – Кто деньги заплатил за Троельгу? Американцы? А чего же тогда они не приехали или обратно деньги не потребовали? Нет, Борис. Деньги заплатили инопланетяне. В телефонограмме ведь так и было сказано: обратный адрес – Орион. Инопланетяне заплатили – и приехали сюда. Точнее, один инопланетянин. Ведь по телефонограмме невозможно было понять, группа существ имеется в виду или одно существо. На самом деле – одно.
– И оно вселилось в наших девок, – довершил историю Моржов.
– Знаешь, не то чтобы вселилось… – скривился Щёкин. – Это ведь не дьявол какой-нибудь из суеверий… Да, инопланетянин вселился. Но очень по-хитрому. Может быть, на Орионе всегда так делается, может быть, так там положено, я не знаю, на Орионе не был… Но мне кажется, что перед вселением произошла авария. И инопланетянин порвался на три куска. И каждый кусок вселился в отдельную девку. Вот такая блуда.
– Руки в Розку, ноги в Милену, а жопа в Сонечку.
– Не утрируй, – строго оборвал Моржова Щёкин. – Идёт серьёзный научный поиск. Мы не одни во вселенной, как ты не можешь этого осознать? Это же великое, эпохальное открытие! Я как это понял, чуть ежа не родил.
Моржов смотрел на светящиеся цепочки пролетающих поездов и вспоминал, как на этом мостике, едва ли не на этом же самом месте он в первый раз взял Сонечку…
– Почему ты не задаёшься вопросом, как же в наших девках проявляется инопланетянин? – ревниво спросил Щёкин.
– Почему не задаюсь? Сижу вот и задаюсь.
– Я тоже задаюсь, – удовлетворённо согласился Щёкин. – Но ведь у инопланетянина расщепились не руки, ноги и, как ты выразился, жопа. У инопланетянина расщепился разум. На три источника, три составные части.
– И каждая из девок получила по частичке, – догадался Моржов.
– Вот именно! Как мыслитель, тяготеющий к планетарному масштабу, ибо только из космоса можно увидеть нашу голубую планету целиком, я задумался: а какие же три части, три свойства составляют разум? Не только наш, человеческий, а любой? Скажу честно, мне пришлось формулировать основные постулаты ксенологии в одиночку.