Блудница
Шрифт:
— «...И будут два одной плотью — так что не двое, а одна плоть», — пробормотал Потапов, все еще не открывая глаз, и вздрогнул от резкого голоса проводницы за дверью купе.
— Через две минуты будем в Ленинграде. Кто заспался, прошу пошевеливаться.
Потапов резко сел и зажмурился от яркого солнечного света, бьющего в незашторенное окно. Напротив валялись сброшенные впопыхах вещи. На столике лежал его бумажник и все деньги, которые он лихорадочно выгребал ночью... Поезд слегка дернулся и перешел на совсем тихий ход. За окном проплывала платформа Московского вокзала. Потапов стремительно влез в брюки, натянул свитер, искоса взглянул в зеркало и, выудив из кармана расческу, попытался усмирить всклокоченную шевелюру. Поезд мягко остановился.
— Они первыми вышли. Теперь уж вряд ли догоните. Просили вот на память вам передать.
Она протянула ему пузатого поросенка-солонку.
Потапов выдавил улыбку и, отодвинув проводницу, выскочил на платформу. Плотная толпа движущихся людей подтвердила соображение проводницы, что их теперь не догнать.
Потапов вернулся в вагон, забрал вещи и, поймав такси на площади, бросил шоферу:
— В гостиницу «Ленинград», а потом сразу в Лавру...
* * *
...Звук мобильного телефона заставил Потапова вздрогнуть. Он открыл глаза и с опаской взглянул на пожилую шведку. Та спала, приоткрыв рот и сладко похрапывая. Потапов приглушенно вымолвил «алло» и в ответ услышал напряженное выжидающее молчание. Он поспешно выбрался в проход и еще раз повторил: «Алло, я слушаю вас. Говорите». Взбудораженный воспоминаниями, он был готов закричать молчащему телефону: «Я слушаю тебя, Мария. Я знаю, что это ты. Не молчи, пожалуйста», — но от немыслимости, абсурдности такого поступка этот вопль застрял в нем, задавленный здравым смыслом. Незнакомые цифры анонимного абонента, казалось, навсегда записались в мозгу цепкой встревоженной памятью. Отключив молчащего собеседника, Потапов набрал телефон Ингвара.
— Извини, старик, за занудство. Но сегодня явно не мой день. Башка еле варит. Как ты считаешь, эта женщина, Марина Миловская, могла каким-либо образом узнать номер моего мобильника? Если хочешь, можешь сразу послать меня на три буквы русского алфавита. Этому слову я тебя обучил.
Жизнерадостный смех шведского приятеля вывел Потапова из дурацкого зависания между собственными фантазиями и реальностью.
— О’кей, Ник, если ты так настаиваешь, а не пошел бы ты... А так твой вопрос вполне уместен. Почему бы и нет? Она запросто могла узнать номер твоего телефона у кого угодно из нашего офиса. Другое дело, что это такой рабочий момент, о котором тебе никто сообщать не будет, так же, как и ты, надеюсь, не станешь допрашивать каждого и создавать ненужный ажиотаж. — Ингвар протяжно вздохнул. — Честно говоря, я завидую тебе, Ник. Так хочется хотя бы ненадолго сойти с ума из-за какой-нибудь маленькой дряни!
— Именно... если бы ненадолго, — усмехнулся Потапов.
Пробираясь к своему креслу, он встретился глазами с красивой породистой мулаткой, занимающей место наискосок через проход. Она томно, с кошачьей грацией потянулась и, не сводя глаз с Николая, вытянула в проход стройные смуглые ноги, чуть прикрытые сверху короткой кожаной юбкой. Потапов не замедлил ответить заинтересованной дежурной полуулыбкой.
«Если ее никто не встретит в Гетеборге — придется тащить ее багаж, — мазнула по отключенному от реальности сознанию неприятная мысль. — Губы у нее... вывернутый африканский рот. Как у Марии...»
Потапов мельком взглянул на часы и, опять улыбнувшись настойчивому призыву мулатки, прикрыл глаза...
* * *
...Он ждал ее в Лавре возле могилы Наталии Николаевны Гончаровой. Ждал и маялся несколько часов, замирая от ужаса при мысли, что вдруг она не придет и он потеряет ее навсегда.
Увидел ее издали и был потрясен тем, как она шла. Покачивая узкими бедрами так, словно их ширина была необъятной, она при этом не казалась вульгарной, а наоборот, сильно раскачиваясь при широком шаге длинных высоких ног из стороны в сторону, была царственно хороша, со своей изогнутой горделивой шеей, золотой россыпью волос, тяжелой грудью, колышущейся под тонким облегающим свитером.
Она была одна, и Потапов усмотрел в этом благосклонность судьбы к нему, мучительно придумывающему для Ксюши правдоподобную версию своего появления в Лавре.
Мария ничуть не удивилась, но и следов радости пристрастный взгляд Николая на ее лице не обнаружил. Она заинтересованно разглядывала его несколько секунд, потом с легким вздохом склонилась к могиле и положила букет белых роз.
— Мне бы хотелось побыть здесь без свидетелей. — Ее голос прозвучал так отстраненно, что Потапова бросило в жар от страха услышать продолжение этой фразы: «И вообще я не вижу смысла продолжать наши отношения», — или что-то в этом роде.
Но Николай ошибся. Она на мгновение повернула к нему голову и тихо попросила:
— Подожди меня у выхода.
Николай выкурил полпачки сигарет, когда наконец она появилась, уже совсем иная, с озорной улыбкой и сияющими глазами. Но оказалось, что не один он ждал ее у входа в Лавру. Из припаркованной к тротуару машины вылетело нечто вихреобразное и кинулось к Марии. Пока это экзотически одетое существо с дикими воплями восторга обнимало и висло на Марии, Потапов оторопело пытался разглядеть его. Это была маленькая худенькая девочка с короткой стрижкой, прямой челкой, падающей на брови, шальным взглядом черных, в пол-лица глаз и необычной ломаной пластикой. Она двигалась, точно исполняла заданное виртуозным хореографом адажио, и одежда ее, состоящая из кусков яркой ткани с неровными краями, струилась и ниспадала, развевалась и открывала длинные, выше колен, красные лаковые сапоги и короткую белую тунику с разрезами до талии. Она всем телом прижималась к Марии, скользила по ней, словно намеревалась опуститься на колени, и вдруг нервным резким движением вскидывалась, отбрыкивая ногой, как резвящийся жеребец, длинную хламиду и снова прижималась щекой к лицу Марии. При этом она издавала бессвязные звуки, из которых Потапов сделал вывод, что странная особа эта — француженка.
Вокруг Марии и ее экстравагантной знакомой стали собираться прохожие. Раскрасневшаяся, возбужденная Мария обняла за талию девочку и, громко смеясь своим чарующим волшебным смехом, приподняла ее от земли и закружила вокруг себя, никак не реагируя на любопытных зевак.
Тогда Потапов еще раз поразился той невероятной свободе и поразительной раскрепощенности, которая была в Марии не чем-то приобретенным или искусственным — это была ее суть, гармоничная природная легкость, дарованная с рождения.
Запутавшись в длинном одеянии француженки, Мария поскользнулась, и если бы Потапов не схватил обеих в крепкие объятия, восторг зрителей достиг бы апогея...
На секунду обе женщины замерли в сильных руках Николая, а он не спешил раскрывать объятия, чувствуя, как трепещет под его ладонью разгоряченное тело Марии. Из-под длинной челки на него в упор глянули влажные, черные, как маслины, глаза девочки. Николай с удивлением отметил, что ей, на вид выглядевшей совершеннейшим подростком, гораздо больше лет.
— Это твой знакомый или случайный прохожий? — спросила она у Марии, даже и не думая высвобождаться из объятий Потапова.
— Случайный знакомый. Его зовут Ник. Он живет и работает в Стокгольме. А здесь в командировке. — Мария лихо говорила по-французски, и ее грассирующая речь вперемежку с возбужденным дыханием выдавала всю полноту чувств, которую она испытывала к черноглазой подруге.
— Ник говорит по-французски? — уже явно кокетничая с Потаповым, спросила француженка, не отрывая от него взгляда и прильнув еще плотнее сильным тренированным телом.