Блудница
Шрифт:
— Ты слишком категорична, Алена...
— Это не я. Это — жизнь диктует, что нельзя терять голову тогда, когда так важно, чтобы она занимала свое законное место и соображала четко и трезво.
— И в кого же так безумно влюблен Потапов?
Алена опять поперхнулась дымом, и в ее глазах заиграли озорные чертенята.
— Сразу в двух женщин. И безуспешно пытается объединить их в одну...
Кристиан с подозрением взглянул на Алену и протянул ей телефон:
— Звони Миловской. Только давай поменяемся местами. Я сяду за руль, и не будем терять времени.
Алена чуть не выронила трубку, когда услышала вместо мелодичного женского ломкий мальчишеский голос.
— Простите, я звоню госпоже Марине Эртен. Я неправильно набрала номер?
— Правильно, — фыркнул молодой человек. —
— Где? — опешила Алена.
— В Египте, мадам. Она вылетела туда по срочному делу позавчера. К сожалению, я не помню названия отеля, где она остановилась. Но она, конечно, будет звонить сюда, в Сидней. Что ей передать?
Алена какое-то время подавленно молчала, потом поспешно спросила:
— Простите, а господин Эртен... не могла бы я переговорить с ним?
Мальчик снова фыркнул и, с трудом сдерживая смех, произнес:
— Боюсь, что это еще более невозможно, чем переговорить с мамой. У нас тут празднуется серебряная свадьба моего дяди... Мы, то есть молодежь, сейчас на дискотеке, а наши, так сказать, предки, после всех возлияний, по-моему, отправились в саванну бегать наперегонки с кенгуру... Так что я сожалею, но это не очень удачная мысль — пытаться сейчас вести беседы с господином Эртеном.
Алена тяжело вздохнула:
— Спасибо... как вас зовут?
— Максим.
— Спасибо, Максим.
Алена долго молча смотрела в одну точку, потом тихо произнесла:
— Вот это совсем невыдуманный сюжет. Когда одни нуждаются в срочной помощи, другие веселятся, пьют, бегают наперегонки с кенгуру, и им даже в голову не приходит, что кто-то взывает к ним, сигналит, с отчаянием и надеждой молит ангела-хранителя исполнить роль связного и срочной депешей ударить по пьяным мозгам...
Алена быстро пробежалась напряженным пальцем по клавиатуре мобильника.
— Здравствуй, Василечек, — услышал Кристиан ее нежный воркующий голосок, о наличии которого даже и не подозревал за долгие годы их дружбы. Ему показалось даже, что он ослышался, настолько невероятно звучала сейчас его подруга. — Догадайся, зайка, кто самый умный на свете? Правильно, снова ты. Предупреждал, что Севке необходим довесок для солидности?! Ну да, а я, блин, уши развесила, понадеялась на мирный исход. Именно это теперь и требуется. Хана не хана, но ему западло вся эта муть. Пусть с Севкой свяжется. Да ладно, не гони пургу. У него мобильник твоего дружбана Потапова. Диктую, записывай.
Алена еще долго ворковала на самых колоратурных верхах своего всегда низкого голоса.
— Учи текст, Василечек. Времени в обрез. Приеду и сразу в кадр. Времени на зубрежку не останется. Братве привет!
— А ты владеешь даром перевоплощения, — заметил с легкой иронией Кристиан. — Я, правда, мало что понял из твоего разговора, но мне показалось, что дело здесь не в моем слабом владении русским. И кто это, если не секрет?
— Да уж какие теперь секреты! — отозвалась Алена, мгновенно переключив голос на гудящие низы. — Теперь, что называется, полный ва-банк. Это мой друг, он мафиози, известный под кличкой Патрон. Оказался замечательным артистом, хотя никогда не учился актерскому мастерству. Я рискнула назначить его на главную роль в том сериале, про который говорила тебе. Настырный оказался. Я, можно сказать, чтобы отвязаться, попробовала его на роль, а тут такой самобытный талант, такая безусловная актерская природа!
— И кого он будет играть в твоем фильме?
— Да, по сути, самого себя. Бандита с приличными манерами и гуманными наклонностями.
— И ты всегда с ним разговариваешь на сленге?
— Да это же не всерьез, это такой прикид, — улыбнулась Алена.
Как ни странно, после разговора с Патроном ей стало легче, она снова почувствовала уверенность в своих силах, и даже неудачный заход на Марину Миловскую не казался таким безнадежным...
Спустя полчаса перед глазами показался уже знакомый рыбацкий поселок. Под лучами яркого весеннего солнца разбросанные в живописном беспорядке различные по возрасту, архитектуре и ухоженности дома, пустой причал, далеко уходящий в море, перевернутые на берегу вверх днищами две лодки, которые смолили трое мужчин в зеленых комбинезонах, сливающаяся на горизонте с небом сине-голубая морская гладь — казались картиной художника-импрессиониста, сумевшего с проницательным мастерством увековечить величие, напряженность, гармонию и энергетическую упругость этого мгновения бытия. У Алены защемило сердце от простоты и живописного изящества открывшегося пейзажа. Она всегда страдала от того, что Бог не дал ей таланта рисовать. Она умела своим режиссерским прицельным взглядом вырывать из окружающего мира и мысленно обводить рамкой зеркала сцены, пульсирующие правдой и красотой жизни картины. Всегда хотелось взять карандаш, ручку, фломастер и заставить жить подсмотренное на бумаге... Но этим даром, к сожалению, она не обладала...
— Старина Жак всегда хватал меня за плечо, когда открывался этот вид, и взволнованно бормотал: «Гляди, малыш, в этом уголке чувствуется прикосновение благодати. Моя душа здесь поет и плачет, точно я коснулся края одежды Создателя», — задумчиво произнес Кристиан. — И еще он всегда сокрушался, что ничего-то не в силах человек удержать... ни любовь, ни ласку, ни уходящее солнце... В нем жил истинный поэт...
Это произнесенное неосознанно Кристианом «жил» наотмашь резануло Алену по напряженным нервам. Неужели? Неужели старый садовник просигналил своему обожаемому Крису об уходе в мир иной? Взмахнул на прощание крепкой, натруженной рукой и завещал ему свой грустный, полный любви и поэзии взгляд на мир, где ничего нельзя удержать... Алена почувствовала, что ее знобит. Внезапно сказалось перенапряжение последних дней. Чтобы окончательно не вырубиться, ей необходимо хотя бы час поспать.
Кристиан подрулил к дому Жака, и в этот момент, увидев машину, из газона старого садовника поднялась с корточек пожилая женщина с простым милым лицом. Ее руки были испачканы землей, а в них она держала маленькую тяпку.
— Это мадам Гассье, — предупредил Алену Кристиан, и они оба направились ей навстречу.
— Здравствуйте, — кивнула головой женщина, и приветливая улыбка сделала ее лицо еще более миловидным. — А я здесь навожу порядок в хозяйстве мсье Жака. Пусть порадуется, что все у него подготовлено к приходу лета. Симон отъехал ненадолго, вот-вот вернется. Пойдемте пока к нам, я заварю кофе и свежие булочки очень кстати испекла.
Алена отправила Кристиана пить кофе, а сама, через силу улыбаясь симпатичной мадам Гассье, сказала, что если не поспит немного, то рухнет прямо у порога дома.
— Да нет, все в порядке, просто в машине укачало, — ответила она на обеспокоенный взгляд Кристиана. И уже через несколько минут крепко спала в маленькой гостевой комнате в доме старого садовника, покой которого никто не нарушал во время их двухдневного отсутствия.
Ей снилась маленькая Мария на руках у рослого квадратного Патрона. Он, добродушно посмеиваясь, поигрывал упругими мячиками мышц на руках, а девочка изумленно смеялась и тыкала пальцем в железный бицепс, а потом сама сгибала в локте слабую тоненькую ручку и заставляла довольного мафиози проверять ее силу. Потом Мария проворно выскользнула из рук Патрона и стремительно побежала по зеленому солнечному лугу, поросшему желтыми одуванчиками. Патрон рванулся за ней, и Алена слышала как наяву его тяжелое прерывистое дыхание. Он не мог догнать девочку, и она постепенно превратилась в маленькую движущуюся точечку на горизонте. Алена испуганно вздрогнула во сне, но луг вдруг превратился в синий сверкающий залив, и в огромной рыбацкой лодке она вновь увидела маленькую Марию, перебирающую раскинутые на корме тяжелые сети. За веслами сидел старина Жак и что-то беззвучно говорил Марии, обнажая в улыбке свои крепкие белые зубы. А на носу, как языческая богиня, стояла спиной Ксюша, и ее роскошная рыжая грива развевалась по ветру, как парус. Но вот она оглянулась, и Алена увидела, что это вовсе не Ксюша, а Вероника, и она склоняется и протягивает руку за борт, чтобы помочь выбраться из воды Патрону в мокрой, облепившей его могучее тело одежде. Он переваливается через борт, рискуя перевернуть лодку, испуганно визжит Мария, а Патрон виновато улыбается, словно просит прощения за то, что он такой большой и тяжелый, и повторяет: «Мне жаль, мне очень жаль...»