Блудницы и диктаторы Габриеля Гарсия Маркеса. Неофициальная биография писателя
Шрифт:
Вскоре после конкурса был опубликован его репортаж под псевдонимом Септимус (взятом из романа Вирджинии Вулф «Миссис Дэллоуэй») — об избрании королевы красоты среди студенток. В нём есть почти марксистская сентенция: «Мы, студенты, открыли формулу идеального государства: мир и согласие между социальными классами; справедливая оплата труда; равномерное распределение прибавочной стоимости; роспуск парламентов, заседающих за зарплату; всеобщий отказ от участия в выборах».
Пообещав отцу, что закончит третий курс юридического факультета и взяв под это у него деньги, Маркес прекратил сотрудничество с газетой «Эль Универсаль», где почти перестали платить. Но нельзя сказать, чтобы он слишком усердствовал в учении: чуть ли не показательно, как бы в отместку отцу, завалил медицинское право.
Тринадцатого ноября в литературном приложении к газете «Эль Эспектадор» появился новый рассказ Маркеса, один из самых загадочных
«Габито, я толком не поняла, что ты имел в виду, — заметила мадам, трижды перечитав „Сомнамбул“. — Но ты прав: побольше непонятного, таинственного. Кто-то из мудрых людей ещё давным-давно сказал, что всё непонятное принимается за великое».
Девчонки рассмеялись. Им рассказ про сомнамбул понравился не очень. Но они гордились своим Габриелем, которого публиковали в столице.
Выйдя после бурной ночи из дома мадам Матильды, он отправился на набережную подышать ноябрьским океанским воздухом. На баркасах и лодках возвращались рыбаки. Вставало солнце, посверкивали в первых платиновых лучах волны и крылья чаек, с криками сражавшихся за отходы ночного рыбацкого улова. Пахло рыбой, йодистыми водорослями. Неподалёку на парапете сидели двое молодых людей, один другому рассказывал о пиратах, затонувших кораблях, читал стихи никарагуанца Рубена Дарио, кубинца Николаса Гильена, перуанца Сесара Вальехо, француза Франсуа Вийона.
— Можно послушать? — спросил Габриель.
Через десять минут он и сам стал читать, помня наизусть сотни стихотворений. Дуэтом с незнакомцем они пропели строку «Дрожу от холода у самого огня…» из знаменитой баллады Вийона «Поэтическое состязание в Блуа». Разговорились. Оказалось, что заочно они знакомы, по публикациям в прессе — Гарсия Маркес и Альваро Мутис, 26-летний богатый боготинец, поэт, объездивший много стран, топ-менеджер колумбийской авиакомпании «Ланса», привёзший из столицы своего друга, чтобы показать океан. Альваро пригласил Габриеля на чашку кофе в отель на набережной, где они с другом остановились. Пили кофе на балконе, разговаривали, читали друг другу стихи, пели валленато под гитару… Боготинский друг Мутиса уехал, а поэты не могли расстаться двое суток, желая договорить, доспорить, дочитать. И подружились навсегда.
— Габо, то, что ты сделал, — сказал Альваро, дослушав повесть «Палая листва» до конца в портовом баре, где оказались на третий вечер, — это серьёзно. Есть, конечно, что-то от Фолкнера, от Стейнбека. От Софокла. Даже от Гомера. Однако уровень, старина! Но Колумбия — провинция. Тебе прорыв нужен. Масштаб. Хулио, мой друг детства, представляет в Колумбии аргентинское издательство «Лосада», слышал о таком? Я передам твою рукопись Сесару Вильегасу. Тебя ждут великие дела! — торжественно провозгласил полупьяный Альваро.
— Но я её не доделал…
— Ступай и доделывай, карахо!
Друзья ещё выпили, обнялись. И Маркес помчался домой, чтобы успеть ещё раз пройтись по рукописи. Утром Альваро Мутис улетел с папкой под мышкой в Боготу.
А Габриель, написав очередную статью в «Эль Универсаль», тридцать девятую по счёту за двадцать месяцев журналистской работы, начав рассказ-стихотворение со странным (они все у раннего Маркеса странные) названием «Глаза голубой собаки» и реминисценцией из Франсуа Вийона — «Дрожу от холода у самого огня», — послонявшись мечтательно по Картахене, уехал встречать Новый год в Барранкилью.
20
Литературным крёстным нашего героя можно назвать Рамона Виньеса, под обаяние таланта и крыло которого Габриель попал ещё в первую свою журналистскую командировку в Барранкилью. Сам Маркес, будучи уже всемирно знаменитым, назовёт общение с Рамоном Виньесом — которого вывел в романе «Сто лет одиночества» в образе «учёного каталонца», «старика, прочитавшего все книги на свете», — «лучшим часом нашего суточного существования на земле».
Родился Виньес в 1882 году в испанской деревушке в Пиренеях, неподалёку от городка Фигерас, где двадцать два года спустя появился на свет художник-сюрреалист Сальвадор Дали. В детстве Рамон был отправлен в Барселону. Там провёл первые тридцать лет жизни: учился на финансиста, изучал историю искусств, литературу, архитектуру. Некоторое время Виньес работал под началом зодчего Антонио Гауди на строительстве храма, что сказалось потом и на его литературном творчестве, и ещё совсем молодым человеком стал известным писателем и драматургом. Неповторимый архитектурный стиль «безумного гения Гауди» Рамон Виньес попытался перенести в свои сочинения, что тогда, в начале XX века, не нашло союзников среди литераторов Каталонии, Виньес остался в одиночестве. И в 1913 году неожиданно эмигрировал в Колумбию, точнее, однажды утром в барселонском порту взошёл на торговое судно, направлявшееся в Центральную Америку. Некоторое время спустя он оказался в колумбийском городке Сьенага в разгар «банановой лихорадки». Там больше года, не написав ни строчки, проработал бухгалтером американской банановой компании. Но всё-таки вернулся к литературе, переехал в Барранкилью и на деньги, заработанные на бананах, стал выпускать литературно-художественный журнал «Голоса». Этот ежемесячный журнал сыграл важную роль в развитии литературы не только Барранкильи, но всего атлантического побережья Колумбии и соседних стран.
Четырнадцатого апреля 1931 года, после свержения монархии и отъезда из страны короля Альфонсо XIII (который, кстати, учтя трагический опыт русского царя Николая II, от престола не отрёкся), Испания стала республикой. Это положило начало так называемой Испанской революции. Уже в мае 1931 года, не усидев в тихой, сонной тогда Колумбии, Виньес с уверенностью, что история делается в Европе, а именно в Испании, вернулся в родную Барселону. Там неплохо устроился: публиковались его рассказы, эссе, ставились пьесы, он преподавал в университете, руководил литературными объединениями молодых писателей, а также принимал участие в создании победившего на выборах в начале 1936 года Народного фронта, куда вошли Коммунистическая и Социалистическая партии Испании, другие левые силы, сформировавшие республиканское правительство. Через полгода, в июле 1936 года, генералы Э. Мола и Ф. Франко подняли против Народного фронта военный мятеж. В конфликт вмешались нацистская Германия и фашистская Италия на стороне Франко, ставшего лидером правых, а также СССР — на стороне республиканцев, которые стремились содействовать установлению в Мадриде лояльного себе режима. Правые не собирались отказываться от вековых привилегий, прежде всего — крупных частных и церковных землевладений и противились реформам со стороны левых. В ответ на что левые начали террор против инакомыслящих, экспроприировали частную собственность. Началась гражданская война. С1 апреля 1939 года в Испании установилась диктатура победившего генерала Франсиско Франко, которого стали называть каудильо («вождь»), В СССР его считали «гитлеровцем», но Франко, во-первых, не уничтожал евреев, а напротив, спас не менее шестидесяти тысяч лиц еврейской национальности, бежавших от нацистов. Во-вторых, единственной разрешенной партией была «Фаланга», по идеологии отчасти напоминавшая итальянских фашистов, однако диктатор обломал идейных нацистов: одних выгнали из партии, других включили в состав «голубой дивизии» добровольцев, которая в 1941 году была отправлена на Восток воевать с СССР и почти вся полегла в снегах. Франко, по сути, во Второй мировой войне удалось сохранить нейтралитет Испании.
Прославившись левацкой публицистикой, Виньес за неё и поплатился. Когда над всей Испанией стало «безоблачное небо», он оказался в концлагере. Проведя за колючей проволокой полгода, Виньес бежал в Марокко, откуда добрался до Колумбии. Вскоре организовал в Барранкилье объединение молодых интеллектуалов, в котором читали друг другу стихи (как можно более заумные, что считалось стильным), рассказы, пьесы (в основном в абсурдистском жанре, с элементами сюрреализма). Обсуждались философские и политические вопросы современности, спорили не только о преимуществах того или иного литературного стиля, но и той или иной социально-политической системы. Умение уважать чужое мнение, толерантность Виньес привёз на атлантическое побережье Колумбии (где споры ещё недавно решались пулями, что увековечил Маркес) со средиземноморского побережья Европы.
Гарсия Маркес познакомился с Виньесом, как мы уже сказали, в конце 40-х годов, когда увлёкся Достоевским, Кафкой, в частности, темой двойничества. Но в ту пору наметилось и более глубинное и судьбоносное, как показало время, «раздвоение» художника: между приверженностью к капитализму, в котором родился и вырос (с младых ногтей стремясь хорошо зарабатывать, быть принятым в обществе богатых, власть имущих), и симпатией к левым силам (в широком смысле), к которым вела судьба ещё до случайной встречи в Боготе с будущим вождём кубинской революции Фиделем Кастро (сам факт встречи, возможно, и из области фантастического реализма). К тому же дед-полковник был антиимпериалистом, в колледже в Сипакире преподавали члены Компартии…