Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)
Шрифт:
– Умирают все, парень. Даже сам царь, а ведь ему всего-то тридцать три. Но это от лихорадки… Послушай. Ты, наверное, знаешь, что клетки тела заменяются много-много раз, но ведь существует и естественный предел, так? Город или царство – то же тело. А нет ли подобного предела у полиса, государства? Полис, который я покинул – Алекс понял, что старик имеет в виду Америку, – похоже, достиг своего предела. Предела, как тело. Подумай об этом.
Так ли? И где садовник постиг эту мудрость? Не здесь ли, в Вавилоне? Прозрение, достойное внимания НИИ в Эвристике: срок жизни каждого общества
Садовник огляделся, явно довольный меткостью и глубиной своего замечания и как будто ожидая аплодисментов от цветов и листьев, а Алекс вспомнил о своих подозрениях, что за всем происходящим наблюдают микрокамеры, а разговоры записываются через миниатюрные микрофоны. Уж не занесена ли мудрость садовника в базу данных спрятанного под землей в далекой Эвристике компьютера?
Или все устроено так, чтобы старик, попав сюда, познал именно эту истину в качестве утешения накануне неизбежного расставания с миром?
Много странного происходило в городе. Странные приливы осознания и просветления накатывали, словно вызванные древней – но более молодой – луной, светившей некогда над первым, настоящим Вавилоном.
– Александр умирает от лихорадки, – прошамкал садовник. – Вчера взбунтовались солдаты. Хотели знать правду. Умрет ли царь. Будущее без него страшит их. Бессмертные не знали, как их усмирить. Успокоились только тогда, когда увидели царя собственными глазами… – Старик фантазировал, рассказывая вечную бессвязную повесть – о былом, о собственной молодости или о событиях двухтысячелетней давности.
Далеко внизу, за скрытыми листьями террасами, за несколькими парапетами Алекс увидел – или ему показалось – Дебору, прогуливающуюся со жрецом Сина Шазаром! Пальцы сжали увитую плющом балюстраду. Фигурки были слишком малы, чтобы сказать наверняка, а потом их еще и скрыл баньян.
Он уже приготовился броситься вниз, промчаться зигзагом через шесть террас и попытаться перехватить гуляющих или проследить за ними – там будет видно! – когда садовник сказал:
– А почему бы тебе не навестить его?
– Навестить? Кого?
– Александра, конечно.
– Но… он же царь! Царя нельзя вот так запросто взять и навестить.
– Удивлен? Я здесь давно работаю и кое-что знаю. Говорю же, вчера к нему заходила делегация солдат.
– Но… – Но его ведь на самом деле нет! – Но он же умирает, – не забывая о микрофонах, сказал Алекс.
Садовник хмыкнул.
– Умирает-то он давно. Поди, надоело. А соотечественнику, может, будет рад. К тому же вы, греки, народ демократичный. Ну, были… когда-то… Теперь-то и вам приходится пресмыкаться, унижаться и выказывать почтение.
– Так вы действительно считаете, что я могу навестить царя Александра?
– Думаю, что да. В любом случае спросить не помешает. Я же только садовник.
Невероятно. Сам царь Александр лежит на смертном ложе где-то в этом самом дворце, может быть, всего лишь в сотне шагов от него… Это Алекс знал. Знал определенно. Но он и представить не мог, что Александр на самом деле здесь.
Все проблемы вдруг отступили. Дебора и Шазар отодвинулась куда-то в дальний угол сознания, как никому не нужные куклы. Фессания и Камберчанян со своим счетом отступили на задний план.
Неужели царь Александр и впрямь существует? Или старик просто продемонстрировал Свое изрядно протухшее гериатрическое чувство юмора?
– Если не веришь, спустись на нижнюю террасу. Спроси у стражника.
– Спрошу.
Да. Да. И да!
Алекса обыскали – нет ли спрятанного оружия. Нож он уже сдал добровольно. Потом облачили в золоченые одежды – мера предосторожности на случай, если его собственная туника отравлена или ее жалкий вид оскорбит воспаленные очи царя. Необъяснимо веселый управляющий тщательно проинструктировал гостя: как поцеловать кончики его пальцев, как поклониться, как пасть на колени.
– Его величество сегодня в своем обычном хмуром настроении, – доверительно добавил придворный, в шестой раз повторив, как именно положено падать ниц. – Иногда ему лучше. Он встает. Облачается в львиную шкуру и размахивает палицей, как Геракл. А то еще уподобляется Гермесу – сандалии с крылышками, посох. Или Амону – тапочки, пурпурная роба и рога па голове. Бывает, что и платьице в цветочек натягивает – тогда он Артемида. Но не сегодня.
Сопровождаемый двумя стражниками – один в расшитом наряде бессмертного и с копьем, нижний конец которого имел форму граната; другой – лучник в красно-синем, – управляющий провел Алекса в глубь дворца. Повсюду стояли искусно расписанные вазы, фигурки из полированной слоновой кости и жадеита – трофеи из Индии и более далеких стран. Пол был спрыснут ароматической водой и вином. В воздухе витали ароматы мирра и ладана.
Подойдя к массивным двойным дверям из украшенного резьбой тика, управляющий ударил посохом. Двери открылись в просторную комнату, потолок которой поддерживали выложенные из кирпичей колонны в виде стволов пальм. Ветерок шевелил тонкие муслиновые шторы на окнах, но запах пролитого вина и ладана держался стойко и был так силен, что не столько ласкал обоняние, сколько напоминал о рвоте.
Царь лежал на широкой золоченой кровати с ножками в форме звериных лап и под балдахином. На серебряной кушетке валялись мятая пурпурная мантия, золотой браслет, ожерелье и алые ленты.
Алекс распростерся на персидском ковре – рисунок на нем изображал некоего монарха, бросающего в тенистый пруд дохлую рыбину – и пополз на коленях по вытканной воде.
– Поднимись, – произнес усталый голос.
Алекс поднял голову: Александр, в шелковом халате с вышитыми драконами и тяжелыми перстнями на пальцах, лежал, откинувшись на мягкие подушки.
Царь вовсе не выглядел смертельно больным. Но разве не страдал он последние пять лет от одной и той же лихорадки? На тридцать три он тоже не выглядел – уж скорее на пятьдесят три – и вообще мало походил на отважного, рискового, мускулистого завоевателя. Упитанный, с отвислым двойным подбородком, с длинными, завитыми колечками волосами и темными глазами, в которых светился тем не менее острый ум – ум, заточенный в тюрьму болезни и ограниченный подушками. И что это, румяна на щеках? И на губах? Подбородок слабый и безволосый.