Блудное чадо
Шрифт:
В это время курфюрст бранденбургский сообразил, что шведам Польшу никак не удержать, уж больно зол на них народ, и перешел на сторону Яна-Казимира. Курляндское население, опомнившись, стало собираться в отряды и готовилось к народной войне. К Курляндии шли с литовской стороны и польские, и бранденбургские полки. Шведам приходилось отступать, так что остался у них только замок Бауск.
В ход истории вмешалась смерть. Сперва был заключен Оливский мир, по которому восстанавливалась прежняя граница между Польшей и Швецией, но Швеция получала Лифляндию и Эстляндию, а потом, в самом начале тысяча шестьсот шестидесятого года, Карл заболел воспалением легких и в ночь с 12 на 13 февраля скончался.
Чтобы обрести свободу, Якобу пришлось подписать акт о том, что он признает условия мира и не будет мстить Швеции. И он не торопясь отправился с семьей в Курляндию. 25 июня тысяча шестьсот шестидесятого года он под гром пушек въехал в Ригу. Граф Дуглас, ставший военным губернатором Лифляндии и Эстляндии, с большим почетом принимал своего бывшего пленника в Рижском замке. После чего Якоб поспешил домой.
Дома он нашел сплошное разорение, даже жить на первых порах ему было негде. Но к нему стекались и дворяне, и крестьяне, он был полон решимости восстановить разрушенные заводы, мануфактуры и верфи, строить новые корабли. Поселившись в Гробине, в десяти верстах от Либавы, он стал оттуда руководить возрождением своей Курляндии.
Ниже Крейцбурга по течению река сужалась, делалась порожистой, течение ускорялось, пороги перегораживали русло от берега к берегу, и провести плоты было мудрено. Чтобы переправиться, следовало подняться малость выше по течению. Там наняли большую лодку, чтобы перевезти лошадей.
Семейка Амосов, доставив путников к переправе, сказал Ивашке:
– От Крейцбурга до Селбурга хорошо коли верст двадцать, и без меня доберетесь. А я – в Царевиче-Дмитриев, доложу, что сбыл вас с рук. И стрельцов забираю. В корчме сидит герцогский лесник, третьи сутки пьет, но память еще не пропил. Возьмешь его с собой, укажет дорогу. Потом сдашь его герцогским людям, пусть отвезут к хозяину. Теперь там каждый человек дорог.
– А налетчики? – боясь, что лесная дорога может привести в могилу, осведомился Ивашка.
– Чего они там забыли? Местность пустынная. Может, кто-то один в седмицу и проедет – при кошеле с деньгами. Там еще не скоро жизнь наладится. Крейцбург этот – на отшибе, он только плотогонам и струговщикам нужен. Наш лес герцогу ни к чему – у него свой имеется. А что до иного товара – дай ему опомниться…
Старый Селбургский замок оказался на берегу Двины и имел жалкий вид. Он стоял на невысоком холме, имел две большие круглые башни, а с севера к нему пристроили форбург, где можно было жить в обычных теплых домах, а не в каменных холодных сараях, которые хоть бревнами зимой топи – не протопишь. Но жилые здания, как и стены замка, были разрушены, причем рушили их поочередно то поляки, то шведы, а башни уцелели.
В башне Ивашку ждали Арсений Петрович Шумилов и друг Петруха, а с ними – двое казаков и шумиловский старый дядька Клим Ильич. Ждали они только Ивашку, и Петруха, высмотревший в башенное окно подъезжающих всадников, был очень удивлен, когда одним из них оказалась Анриэтта.
Дорога ей далась тяжело, но она не жаловалась.
Петруха, выбежавший во двор, который и двором-то было трудно назвать, поскольку почти не огорожен, уставился на Анриэтту, даже рот у него сам приоткрылся.
Он видывал эту женщину во всяких нарядах, и в темной, с белым покрывалом, одежде бегинки, и в бархатном платье, и в мужском кафтане. И время от времени приходила ему в голову мысль: а неплохо бы… Баба пышная, почти дородная, на личико пригожая, вдова, должна же она хоть иногда тешиться запретной сластью. Но Анриэтта уже ничего такого не хотела, и по весомой причине. С ней произошло то самое, что с крестьянской избой, в которой завелись тараканы.
Хотя тараканы, сказывают, заводятся к добру и приносят удачу, могут они надоесть хуже горькой редьки. Тогда мужик зимой со всей семьей на пару деньков перебирается к соседям, а свой дом оставляет с дверями нараспашку. И чем морознее зима, тем лучше – тараканы не выносят холода. Отсутствие мужского внимания, отсутствие необходимости добиваться этого внимания, а также отсутствие дурных мыслей, связанных с ремеслом лазутчицы, несколько очистили Анриэттину душу.
Она не думала, что так обрадуется, увидев Петруху. Это была неожиданно для нее совершенно чистая радость – как если бы приехала к брату.
– Батюшки-светы! – воскликнул Петруха. – Это для чего же?
– Башмаков велел, – вместо Анриэтты ответил Ивашка. – Для пользы дела. Петруха, у вас тут бабы есть? Воды надо нагреть, постель приготовить… Вот же басурмане эти немцы – бань не строят…
– Баб нет, да мы найдем.
Петруха понимал, что к Анриэтте хорошо бы приставить женщину для услуг, да и поселить ее не в развалине, а в чьем-то чистом доме, если только такой найдется поблизости.
– Где господин Шумилов? – спросила Анриэтта, не соскочив, а скорее сползя с коня.
– Вон в той башне. Мы там поселились, там хоть крыша цела… Ильич, Ильич! – закричал Петруха. – Сейчас Ильич примет, все устроит…
Семейка так приторочил к седлу дорожный мешок Анриэтты, что она не могла сама распутать узлы.
– Это мы разом! – и Петруха, выдернув засапожник, перерезал веревки. Мешок рухнул наземь. Анриэтта, зная, что московиты неспособны к галантности, сама за ним нагнулась, но нагнулся и Петруха. Так вышло, что он схватил ее за руку, – и сам растерялся, хотя хватать женские руки, и не только, ему доводилось часто.
– Невесту тебе я не сыскал, – доложил Ивашка. – Что-то свахи все каких-то образин предлагали, я их пересмотрел с дюжину. Спаси и сохрани! Ты бы за такую невесту пришиб меня до смерти.
– Я и без невесты найду, за что тебя пришибить! – с тем Петруха, оставив мешок лежать, выпрямился и, что было дури, хлопнул Ивашку по плечу. Ивашка ответил тем же, и они с радостным хохотом стали мутузить друг дружку, соблюдая при этом меру.
Анриэтта сама потащила мешок к дверям башни. Там ее встретил Клим Ильич, сразу не признал, а признав, обрадовался. Забрав мешок, он сразу повел Анриэтту по крутой и узкой лестнице во второе жилье башни, где расположились московиты.
Арсений Петрович Шумилов тоже не ждал от Башмакова такого подарка. Он как раз сочинял благодарственное письмо герцогу в Гробин, хотя благодарить пока было не за что – егеря на след Ордина-Нащокина-младшего и Васьки Черткова не напали. Оставалось только удивляться тому, что человек, исполненный исключительно книжной премудрости, которого и на охоту было не выманить, так ловко скрылся от возможной погони.
Если он и удивился появлению Анриэтты, то внешне этого не показал.
– Как вы сюда попали? – спросил он неприветливо.