Блудное чадо

Плещеева Дарья

– Нет-нет, нас там не ждут, – торопливо ответил Воин Афанасьевич.

– Так, может, вам и в Митаву ехать незачем? – предположил торговец. – Я слыхал, там должны появиться два московита, а ведь вы московиты, если судить по виду? Вы ведь не поляки, платье на вас не польское.

– Батюшка предупредил герцога, – по-русски сказал Черткову Ордин-Нащокин-младший. – Сдается, нас теперь по всем дорогам ищут.

– В Польшу нужно убираться! – воскликнул Васька.

– В Польшу-то в Польшу… Кабы мы сразу до Митавы доехали, то оттуда бы в Гольдинген, в порт, и поминай как звали. А все ты! Влево забирай да влево забирай! – передразнил Ваську Воин Афанасьевич. – Вот и потеряли время!

Торговец глядел на странных путешественников с откровенным любопытством.

– Если вам нужен проводник, так я к вашим услугам, – сказал он. – Иначе вы до Судного дня будете блуждать по здешним лесам и пугать поселян.

– Что он толкует? – забеспокоился Чертков.

– Толкует, что можем нанять его в проводники. Вот только куда ехать?

– В Польшу!

– В литовские земли, они, как я понимаю, близко, – тут Воин Афанасьевич перешел на немецкую речь. – Ты можешь проводить нас до ближайшего литовского города?

– Проводить несложно. Только мне кажется, что вам литовский городишко ни к чему. Вы ведь на самом деле в Варшаву пробираетесь, – спокойно ответил торговец. – Вы можете меня не опасаться, я в чужие дела нос не сую. Я только знаю, что вас ищут. А если заплатите, помогу выпутаться из передряги. Мне ведь все равно, что вы натворили. Человека убили, девицу опозорили – не мое дело, понимаете? А мое дело – взять с вас горсточку полновесных талеров. За ваши деньги я выведу вас сперва к Добельну, минуя Митаву, потом к Фраузебургу, оттуда к Дурбену и от Дурбена – к Либаве. На этих дорогах вас искать не станут – никому и в голову не придет, что вы едете в Либаву. Искать вас будут на дорогах, ведущих в Шавли и в Поневеж. Я буду добывать вам пропитание, так что вас в пути никто не увидит, а потом в Либавском порту посажу на судно и отправлю в польский Данциг. Ну так как же? Готовы ли вы платить?

Воин Афанасьевич от такого стремительного делового предложения просто ошалел. Он перевел речь торговца Черткову, но тот увидел лишь одну опасность:

– Это как же? Мы морем поплывем? Да ни за что на свете! Сбесился ты, Войнушка, что ли, морем плыть?!

Ордин-Нащокин-младший хоть на речных судах немного поплавал – на тех, что строили возле Царевиче-Дмитриева. Его батюшка мечтал закладывать на Двине и морские суда – устроил же герцог Якоб свои верфи на реке Виндаве, и эти верфи оказались верстах в трех от устья, и ничего – суда прекрасно входили и выходили, Двина же и шире, и глубже Виндавы. Воин Афанасьевич волей-неволей побывал и на легких быстроходных стругах, чья малая, менее сажени, осадка позволяла входить в любые реки и озера, и на галерах, которые были чуть поболее хорошего струга, имели осадку почти в сажень, но при этом в носовой части у них была надстройка, а под надстройкой – куршейная палуба, на которой можно было устанавливать орудия.

А Васька Чертков разве что на лодке через Москву-реку переправлялся, и то ему плавание казалось страх каким опасным, ну как лодка перевернется и пойдешь на корм рыбам.

Воин Афанасьевич задумался. Если не считать Васькиного ужаса, мысль была подходящая – и тот товар, что он вез за пазухой, лучше доставить покупателю поскорее, а не ждать, пока вконец протухнет, и не мыкаться по лесам, пока посланные курляндским герцогом люди не изловят перебежчиков и не доставят их в Царевиче-Дмитриев.

Товар же был – государевы письма с наставлениями царевиче-дмитриевскому воеводе. Обстоятельства складывались так, что война, похоже, близилась к концу, умение Ордина-Нащокина вести переговоры государь оценил в полной мере, и эти наставления одному лишь Афанасию Лаврентьевичу предназначались, а никак не полякам, не шведам и не Якобу. Были они писаны затейным письмом, разгадать которое невозможно, – там каждая буква имела два, а то и три причудливых начертания, прорех же между словами не было вовсе. Ключ от тайнописи был в голове Воина Афанасьевича.

Кроме государевых писем за пазухой лежали и другие, не такие значительные.

– Но у нас других коней, кроме этих, нет, добрый человек, – сказал он. – Где взять других – не знаем, а до Либавы, я полагаю, не менее трехсот…

Тут он задумался, пытаясь перевести в голове русские версты в немецкие мили, и вспомнил, что миль этих существует несколько, о чем рассказывали иноземцы; поди знай, к которым привык торговец.

– Я берусь поменять ваших коней на других. Не бойтесь, я не конокрад, когда пойду к владельцу лошадей, оставлю в залог свой товар.

Торговец сдержал слово. Прежде всего он велел звать себя Герхардом. Затем часа через четыре привел к деревушке, посреди которой стояла церковь, велел ждать за околицей, а сам, как видели Васька и Воин Афанасьевич, привстав на стременах, к той самой церкви и направился. В ограде стоял домик – надо полагать, жилище священника. Туда Герхард и вошел.

– Как ты полагаешь, католическая это церковь или лютеранская? – спросил Чертков.

– Да уж никак не православная…

Католиков в Курляндии жило немало. Для них строились герцогом церкви, а бывало, что население переходило в католицизм целыми приходами – сказывалась близость Речи Посполитой.

Герхард пробыл в домике не более получаса и вернулся довольный.

– У меня письмо к гравендальскому барону, – сообщил он. – Там мы оставим наших лошадей и мой товар, а возьмем других и оставим их в корчме на добельнской дороге, оттуда их заберут парни барона.

– А мы как дальше будем двигаться? – удивился Воин Афанасьевич.

– А у нас, с Божьей помощью, к тому времени уже будут другие лошади, – сказав это, Герхард перекрестился на католический лад.

– Откуда они возьмутся?

– Я бедный торговец, и все мое богатство – связи. Меня тут, в Курляндии, многие знают и доверят мне свое имущество, потому что я честный человек, – с неожиданной высокопарностью заявил Герхард.

Так оно и вышло.

Странным было, правда, что и брамбергский помещик тоже дал лошадей по просьбе местного священника. Но выбирать не приходилось – Герхард выполнил обещание и вез Воина Афанасьевича с Васькой в Либаву довольно быстро.

Гробин объезжали большим крюком – чтобы не напороться на людей герцога.