Блудные дети
Шрифт:
Кроме папы и мамы Рэйчел в доме суетились ещё какие-то люди. Но за стол они не садились. Стало быть, эти люди – прислуга.
Мы обедали вчетвером за длинным массивным столом. Мама Рэйчел объяснила, что специально для меня был приготовлен традиционный английский обед: некий салат, состоящий, как мне показалось из одного майонеза, картофельно-мясная запеканка, называемая, вроде, «пастушьей сумкой» (там ей самое место). Ещё была рыба, ужасная варёная капуста, залитая растопленным сливочным маслом, варёная свёкла, нарезанная кубиками, фаршированные оливки
Признаться, обед мне не понравился. Но я тут же заверил себя, что просто не привык к европейской кухне. Поэтому с улыбкой съел всё, что мне предложили, и поблагодарил хозяев за внимание к моей особе.
Впрочем, были очень вкусные гренки.
За обедом мы беседовали.
– Как вам понравился Лондон? – спросила меня мама Рэйчел.
– Очень понравился, – вздохнул я.
– А... Когда ваша свадьба? – поинтересовался папа.
– Я уже говорила, папа. Наша свадьба в марте, – ответила Рэйчел.
– Да, да... Я помню.
– Как вам нравится Chelsea? – не унималась мама.
– Chelsea? – переспросил я зачем-то.
– Да. Район, где вы живёте с Рэйчел, – мама чуть заметно ухмыльнулась, должно быть, решила, что я не знаю, где это такое – Chelsea.
– Chelsea мне очень нравится, – чинно произнёс я, воображая маму Рэйчел королевой, а себя – премьер-министром.
Но мама, должно быть, думала о том же.
– Бывали вы в Королевском госпитале?
– Нет. К сожалению, пока нет.
– Рэ-эйчел! – разочарованно протянула мама. – Вы обязательно должны побывать в Королевском госпитале.
– Хорошо, мама. Я собиралась пригласить туда Кена в мае.
– В мае? Это замечательно! В мае, – обратилась она ко мне, – на территории Королевского госпиталя проходит выставка цветов. Дорогая, – переключилась она на Рэйчел, – папа собирается участвовать.
– В самом деле? Удачи тебе, пап.
– Спасибо, дорогая, – улыбнулся папа Рэйчел.
– Надеюсь, вы тоже придёте поддержать папу, – улыбнулась мне мама.
– Конечно, мам, – ответила Рэйчел.
– Главное, чтобы была хорошая погода, – продолжала мама. – Дождь всё испортит. Какая в России погода в мае?
– Хорошая, – сообщил я. – Иногда бывает пасмурно и идёт дождь, а иногда, напротив, очень жарко. По-разному.
– Совсем как в Лондоне, – вздохнула мама.
Потом заговорили о портрете Рэйчел, и мама выразила желание увидеть его. Рэйчел похвасталась, что у меня много заказов, и мама заверила нас, что это очень хорошо. Обсудили свадебный наряд Рэйчел и вечеринку, которая состоится у родителей. Мама напомнила, что гостей будет совсем немного, только близкие друзья невесты, несколько тётушек и дядюшек да ещё какая-то семейная пара – друзья родителей Рэйчел.
– А ваши родители приедут? – спросила меня мама.
– Не знаю, смогут ли они, – соврал я. – В марте они обычно очень заняты.
– А! Понимаю, – сказала сочувственно мама. – А тот молодой человек, который жил в лодке Бобби Хиггинса? Иван, кажется?
– Максим, мама, – поправила Рэйчел. – Он тоже очень занят.
– Ну конечно, Максим! Очень жаль. Очень жаль, что на свадьбу к Вам никто не приедет.
Пока говорили о свадьбе, я так разволновался, что даже замёрз. Я решительно не могу представить себя на свадебной церемонии в англиканской церкви и на вечеринке с английскими тётушками. Жизнь с Рэйчел хоть и отличается от моей прежней жизни, но всё же не так разительно. Во всяком случае, до сих пор я не чувствовал себя героем из фильма про Мисс Марпл. Действительно, очень жаль, что я останусь один.
В четыре часа Рэйчел сказала:
– Что ж, нам, пожалуй, пора... – и выразительно посмотрела на меня.
Я кивнул.
– Да, дорогая, – сказала мама. – В пять часов приедет тётя Дора.
Они проводили нас до машины, оба пожали мне руку. Не удержавшись, я ляпнул:
– Передавайте от нас привет тёте Доре.
Папа Рэйчел улыбнулся, а мама с ужасом воззрилась на меня. Но, заметив улыбку мужа, сама заулыбалась.
– Знаешь, кто такая тётя Дора? – возмущённо спросила меня Рэйчел, когда мы отъехали от дома родителей.
– Нет, конечно.
– Мамина школьная подруга. А ещё старая глупая корова.
– Рад познакомиться, – лениво отвечал я.
Но Рэйчел почему-то обиделась и за весь вечер не сказала мне больше ни слова.
А у меня из головы не шёл Макс. Мне неудобно было просить Рэйчел показать тот самый ботик. И вот совершенно случайно я узнал, что бедолага Макс жил не просто в лодке, а в лодке какого-то Бобби Хиггинса.
Я всё пытался представить себе Макса, моющего в ресторане посуду, живущего из милости в лодке Бобби Хиггинса и вечерами прогуливающегося в одиночестве по улицам Лондона.
Сегодня день святого Валентина. Кто такой этот Валентин, я понятия не имею. Рэйчел рассказала мне что-то невнятное о каких-то влюблённых, которых кто-то и за что-то казнил ужасной казнью. По-моему, она и сама толком не знает, кто такой святой Валентин. Зато она прекрасно знает, что сегодня влюблённые дарят друг другу подарки. С большой натяжкой нас можно назвать влюблёнными, но это не имеет никакого значения. Значение имеют «валентинки» – открытки с сердечками. Эти сердечки – воздушные шарики, открытки, шоколадки – кажутся мне ужасно пошлыми. Что-то вроде котяток с бантиками или фальшивых бриллиантов.
Впервые о дне святого Валентина я узнал ещё в Москве, и тогда мне понравилась эта новая традиция. На первом курсе я был влюблён в одну девочку и подарил ей 14 февраля серебряное сердечко, ломающееся пополам. Моя возлюбленная тоже сделала мне подарок – маленькую фарфоровую свинку.
Я прекрасно помню: обмен подарками был приятен мне более всего потому, что давал возможность чувствовать себя европейцем. Мне казалось, что я теперь ничем не хуже, чем какой-нибудь англичанин или голландец, что я так же цивилизован и внутренне раскован, что у нас теперь общие ценности и что на мир мы смотрим одними глазами.