Блудные дети
Шрифт:
– Нет, что ты... Ты говоришь, двадцатое?
– Да. Это следующий четверг. Недолго, правда?
– Да.
– Всего неделя.
– Да.
– Ну ладно. А то дорого, ты знаешь.
– Да, конечно.
– Я ещё позвоню.
– Хорошо.
– Ну пока?
– Пока.
Значит, задерживается. Значит, сбагрили меня на этот... почти необитаемый остров, как Наполеона на остров Святой Елены, и успокоились. Избавились, значит. Рэйчел может и вовсе сюда не приезжать. Кончится моя виза, обнаружат меня, ну и вышлют домой. Впрочем, я законов местных не знаю, может, мне пожизненное
Ровно в одиннадцать ко мне заявилась Зилка. Эта белокурая немочка выгодно отличается от своих испанских подружек. Подрастёт – все женихи на Гомере будут у её ног.
– Какое у тебя красивое платье, Зилка, – сказал я, заметив, что девчонка принарядилась: вчера бегала по двору в штанишках, а сегодня на ней длинное синее платьице с белыми горошками и новые чёрные туфельки.
Зилка улыбнулась от удовольствия и потупилась.
Я наскоро собрался, захватил этюдник, и мы вышли за ворота. Зилка повела меня в горы. Шли мы довольно долго – минут сорок. И чем выше поднимались, тем уже становилась тропинка. Лес наступал, то и дело приходилось отводить ветки какого-нибудь наглого колючего кустика. Было парко. Птицы шумели. Огромные длинноногие осы с громким зловещим жужжанием несколько раз пересекли нам дорогу, пролетая низко, почти касаясь ногами тропинки. Я и раньше встречал здесь этих тварей и всегда старался держаться от них подальше – уж очень угрожающе они выглядят. Кто они такие? Как много для меня здесь чужого и непонятного! Сам бы я ни за что не полез в эти дебри. Но Зилка смело продвигалась вперёд. Можно подумать, что она хозяйка или хранительница этого леса.
– Не бойся их, – сказала она про страшных ос. – Они первые не тронут.
Точно это не осы, а собаки, существа ей подвластные и знакомые по именам.
Наконец мы вышли из леса и оказались на краю котловины, похожей на огромную пиалу. На дне пиалы дремала гладкая сине-зелёная вода. На секунду я даже усомнился: точно ли это вода, не выложил ли кто атласом дно котловины?
– Вот, – кивнула Зилка на озеро. – Нравится?
– Очень, Зилка!
Довольная, что сумела угодить, Зилка хихикнула.
– Пойдём к нему? – спросила она.
– Конечно.
Зилка вприпрыжку побежала вниз.
– А почему оно в середине чёрное, Зилка! – крикнул я, не поспевая за прыткой Зилкой.
– Там дна нет, – она остановилась, повернулась ко мне и, наклонив голову к плечу, сощурилась.
– Как это? – не понял я.
– Ну нет дна, – она дёрнула плечиком, удивляясь моей бестолковости.
– Ну как же без дна, Зилка! Даже у моря есть дно.
– А у нас нет, – объяснила Зилка и поскакала дальше.
Ну, нет, так нет.
– А купаться можно? – спросил я у Зилки, когда мы спустились вниз.
– Купайся... Здесь вода как в море.
– А ты?
– Нет, я не хочу, – нахмурилась Зилка и отвернулась от озера.
Наверное, побоялась измять или намочить своё платье.
Что ж, Зилка! В другой раз я бы составил тебе компанию и проявил солидарность. Но только не теперь. Ты ещё войдёшь в ложе молчаливого озера, хранящего какую-то тайну. А я, быть может, никогда больше не увижу его. Так позволь мне, Зилка, навсегда сохранить в памяти ласку бирюзовой озёрной воды.
Коварную ласку.
Я заплыл на середину озера, к тому самому месту, что манило сверху слепой чернотой. И опустил вниз лицо.
Не знаю, как меня не парализовало от ужаса. Вошёл бы в историю Вайермосо как ещё один пропавший утопленник.
Подо мной была бездна. Чёрная дыра, пустота, ничто. Только что в толще голубой прозрачной воды я видел, как покачиваются водоросли и суетятся рыбки. И вдруг обрыв, пропасть – врата ада!
Никогда ещё не плыл я так быстро. Я удирал, спасался бегством. Мне казалось, что задержись я ещё немного, и тьма обымет и поглотит меня.
Выскочив на берег, я спешно стал одеваться, натягивая одежду прямо на мокрое тело.
– Страшно? – голос маленькой Зилки успокоил меня.
Я взглянул на неё. Щуря глаза и морща нос, она внимательно наблюдала за тем, как я одеваюсь. Мне стало неловко. К тому же второй раз за день она пеняет мне за мою боязливость.
Я ничего не ответил и отвернулся от Зилки, сделав вид, что хочу отряхнуть этюдник.
– Мы туда на лодке плаваем, чтобы страшно было, – кивнула она на озеро.
– Зачем? – не поднимая глаз на Зилку, спросил я.
– Так... интересно.
Наверху, когда мы уже поднялись из котловины, я сделал два картона и один рисунок. Оба картона не удались. Не передал и сотой доли того, что хотел и мог бы передать. Сколько ни бился, улучшить не сумел. Разозлился и хотел порвать их, но передумал и подарил Зилке. Зилка осталась весьма довольна.
Привёл Зилку домой и поддался на уговоры Николь остаться на ужин. И тут же пожалел, потому что семейный будничный ужин оказался невыносимо скучным.
Поспешил к себе. Скинув этюдник и приняв душ, расположился на террасе. Сидел и всё ждал чего-то. А ничего не происходило. Стало вдруг тоскливо и одиноко.
Ничего не остаётся, как идти спать.
Хорошо бы уж и не просыпаться.
Дождь, дождь, дождь.
Весь день провёл в постели.
Кажется, я влюбился.
О Боже! Только этого мне не хватало!
Теперь по порядку.
День начался для меня с церковной мессы. Как правоверный католик, я отправился к одиннадцати часам на службу. Я решил, что возьмусь за картины для крестильной комнаты. Правда, пока не знаю, как быть с Христом. Думаю, этот образ мне не под силу. Может быть, получится обойтись и вовсе без Христа?
Во дворе церкви уже собрались прихожане, преимущественно дети, несколько молодых девиц и пожилые дамы. Все улыбчивые и трогательно-нарядные. Пришла и Зилка. Чинно поздоровалась со мной и присоединилась к подружкам, шушукавшимся о чем-то в сторонке.
На днях я спросил у Клауса, будет ли он на службе. Но Клаус объяснил, что они с Николь вышли из лона католической церкви ещё в Германии.
– Теперь у нас Зилка за всех молится, – смеялся Клаус.
– Постой... как это? – не понял я.