Блуждающие по мирам. Бессмертные

Реон Оксана

— Тебе не нужно ничего помнить. Никакого прошлого нет. Сейчас ты жива и перестань думать о смерти. Все, она нам не грозит.

— Что ты наделал? Зачем ты поселил нас здесь?

Я вдруг испытала невероятное отвращение к этой комнате, этому дому, ферме, птицам… Мир в одночасье померк и стал бесцветным.

— Я думал, ты мне спасибо скажешь, — обиделся детектив.

Я повернулась к нему спиной и уставилась в окно. Этот мир не настоящий. Я уйму времени живу в симуляции и даже не подозревала об этом! И что мне

теперь делать? Как выбираться отсюда?

— А здесь, на ферме, совсем ничего не изменилось, будто время стоит на месте, — сказала я.

— Время — это иллюзия, — ответил Челейв. — Существует только бесконечное здесь и сейчас.

— А как же прошлое и будущее?

— Есть только настоящее. Разве это не здорово? Я знаю, что у тебя возникла куча вопросов. Я отвечу на них, обещаю, но немного позже. Ты здесь одна?

— Еще есть Гриджи. Он сейчас следит за выгулом птиц.

Чел встал с кресла, подошел ко мне и положил руку на мое плечо. Я повернула голову и задала ему вопрос, который мучил меня некоторое время:

— Послушай, Челейв, тот человек — Кейси Пирс, хотя он назвался на допросе выдуманным именем и ник у него — Шмель, почему он дал себя повесить? Если мы в симуляции, то выход из нее решил бы все его проблемы.

— Он поспорил с приятелями на очень крупную сумму денег, что пробудет в Левизионе пять дней без выхода. Стычка с Ингреком Нилиндом сыграла с ним злую шутку. Ему пришлось выбирать: быть повешенным или расстаться с деньгами. Как мы знаем, он выбрал первое.

— За мной ходила по пятам серая тень, что это такое? Почему у нее было мое лицо?

— Это зверушка долбанутого Шмеля, его пет монстр. Он создал его, чтобы наводить ужас на своих жертв. Когда пет или Шмель убивают кого-то, то на тени появляется зеркало и отображает лицо жертвы. И Нилинд, мою любовницу убил тоже Шмель, и последнее, что она видела — это свое залитое кровью лицо на мрачной серой тени.

— Жаль, что эту сволочь всего лишь повесили, — содрогнулась я.

— Когда мы вернемся в Эдинну, я поквитаюсь с ним за все, клянусь! Он до конца своих дней будет сидеть в клетке размером метр на метр.

Челейв убрал руку с моего плеча и принялся мерить комнату шагами.

— Ты выяснил, кто убил мистера Опеля и мисс Дотри? Тоже Шмель?

— Ингрек Нилинд.

— Постой-ка, он ведь житель Эдинны? Или?

— Или. Хитрой игрок, который только косил под «непись». После стычки со Шмелем он сменил локацию. И где он сейчас обретается — неизвестно.

Челейв подошел к столу, набрал в кружку воды из ведра и залпом выпил.

— Вот скажи мне: разве это жизнь? — с грустью спросила я. — Как только я подумаю о том, что я заперта в виртуальном мире, у меня случается приступ клаустрофобии, — я обняла себя за плечи, словно замерзла и пыталась согреться.

— Ничего ты не понимаешь, Ли! Лучше такая жизнь, чем кануть в небытие навсегда.

В Империи Левизион смерть нам не грозит, не нужно ее бояться, как в реальной жизни. Смерть здесь ничто!

— Смерти нет, не нужно бояться… как все просто! Но я чувствовала боль, когда пули пронзали мое тело! И это страшно.

— Картинка не может испытывать боль, — покачал он головой. — Твое сознание хранит в памяти информацию о том, как должно быть, когда тебя убивают. Воображение играет с нами злую шутку — нам кажется, что мы испытываем боль и страх. Но это не так.

— Ты же был на войне, сражался в поле. Разве тебя не убивали там? Разве ты не испытывал боль?

— Да, было немного больно, — вынужденно признался детектив. А я только горько усмехнулась в ответ.

— Ты можешь делать все, что взбредет тебе в голову! — с жаром воскликнул Челейв. — Ты можешь прямо сейчас вернуться в Эдинну, отправиться в столичный Грисборг или исследовать морские просторы Лусиаки. А можешь вообще остаться в Санакоте. Я спрятал тебя здесь подальше от других игроков, чтобы никто не мог причинить тебе вред.

— Почему ты так обо мне печешься?

— Потому что ты мне небезразлична.

Я ждала, что он скажет что-то еще, но после этой фразы Челейв помрачнел и закрылся от меня. Почему он назвал нас картинками? Я чувствую, что его «правда» далека от истины.

— Ладно, пока оставим этот разговор, — сказала я, ощущая чудовищную усталость. — Пойдем, Челейв, я познакомлю тебя с одной важной птицей. Он ходит по ангару с таким же деловым видом, как ты по офису. Можешь себе представить, что у него три «жены»? Оказывается, страусы полигамны.

Мы вышли во двор. Мне хотелось узнать у Челейва, кем он приходился мне в прошлой жизни? Раз он так заботится обо мне, значит, мы были близки, уж точно не враги. Клянусь, я вытяну из него все, что он знает. И вообще, почему я ничего не помню или так и должно быть?

— Интересно, какое сейчас небо в том мире, где мы жили раньше? — задрав голову, спросила я. — Облачное, хмурое или ясное?

— Разве это имеет хоть какое-то значение? Сейчас над нашей головой самое красивое небо, какое только можно вообразить.

***

Мы пробыли на ферме еще три дня. Я загорала на крыше дома с потрепанной книжкой в руках; Альбоса подружился со страусом многоженцем — видимо почувствовал в нем родную полигамную душу. Они очень много времени проводили вместе, и подозреваю, что иногда новоявленные друзья обсуждали не только многочисленных девушек детектива, но и меня.

Не знаю, что там такого мистер Альбоса наговорил Челсу (страусу дал кличку Челейв), но полигамная птица стала меня избегать, а я грозилась пустить ее на котлеты. Дальше угроз дело бы не зашло, ибо от страусятины, приготовленной в разных вариациях, нас уже слегка поташнивало.