Блуждающий по вселенным
Шрифт:
— Кхе-кхе! С добрым утром, друже! — Я поводил вокруг своего лица ладонями, — Что это с тобой? Ты хоть в зеркало смотрелся?
— Найдешь тут трюмо с зеркалами, как же, — ворчал мэтр клоунады, растерянно ощупывая свое личико и делая разминочные движения ртом и нижней челюстью, — Говоришь, доброе? Ну-ну, оно и видно, что ты и спать не ложился.
— Как можно!
— Легко! Судя по исчезновению взятого на три дня барана, ты не спал, а целую ночь гонялся за этим бараном без ножа и вилки. Вот, даже мне позавтракать ничего не оставил! — Он подошел, заглянул
— Да я сам, как встал, вон только вино пью! — оправдывался я, убирая пустую емкость и ставя на стол полную. — На, пей!
Глядя на полный стакан темно-красного вина, Леонид стал отрицательно мотать кудлатой головой и пытаться что-то выдавить из враз пересохшего горла. Но инстинкты организма оказались сильнее, да и похмеляться знаменитому артисту доводилось тысячекратно раз больше. Поэтому рука сама схватила стакан и выплеснула его довольно удачно прямо в рот.
Я и себе налил… полстаканчика. Так сказать, за компанию.
Пока мы делились воспоминаниями минувшей ночи да доедали остатки нашего ужина, приволокли две стопки пахнущих до одурения блинов, массу прилагающихся к ним соусов, начинок, сметаны, масла и джемов. Про морс и соки тоже не забыли.
Прежде чем наброситься на желанное горячее лакомство, я только буркнул служке и коку:
— Повторить!
Причем на этот раз уже сознательно понимая, что вторая порция пойдет только экипажу судна, а эту… Эту мы и сами оприходуем. Хотя изначально ушлый кок брал так много по той причине, что догадывался: всем на ладье достанется и завтрак готовить не надо.
Как я ни уговаривал, Леонид больше чем полстакана не выпил. Зато все с большим подозрением присматривался ко мне и к тому, как я лихо приканчиваю вторую лейзуену. Когда ему стало трудно дышать, он прекратил запихивать в себя блины, откинулся на спинку стула и только рассматривал меня со все возрастающим интересом. Причем его волновало теперь не мое обжорство как таковое, а нечто иное. Наконец он не выдержал и стал высказываться вслух:
— Ваша милость, смотрю я вот на вас и никак не пойму. У Шпака магнитофон, у посла медальон. Ой, не из той оперы, извини. Вначале сапоги, потом больший размер курточки. И вообще, второй день, как простолюдин, в исподней рубахе бегаешь. К чему бы это?
— Ха-ха! Жизнь хороша! — восклицал я беззаботно, густо накладывая на блин горку куриной печенки, жареного лука и заливая все это густым соусом. — Так почему бы не радоваться?! А? Дружище! Еще пять дней, и будем в Рушатроне. А уж там… Э-эх!
Приготовленный блин оказался мною на треть откушен, а я закатил глаза, показывая, как мне здорово. Тогда как мой товарищ задумчиво продолжил:
— Кажется, у нас там один брелок есть, в котором стандартный метр?
Я только кивнул в ответ. Без мер длины в иной мир соваться глупо. Зато реакция моего компаньона, друга и напарника меня несколько удивила: он сорвался с места и бегом помчался в нашу каюту. Прибежал оттуда уже с брелком, метнулся взглядом по сторонам, ткнул пальцем в ближнюю к юту мачту и скомандовал мне приказным тоном:
— Становись спиной!
Остатки блина вдруг застряли у меня в горле, настолько я разволновался в ожидании такой обычной, казалось, процедуре замера роста. Не зная, что с пищей делать, я так и встал с полным ртом к мачте, потом отошел в сторону после нанесения отметки и, затаив дыхание, ждал оглашения результатов. Потом мне поплохело, и я выплюнул свое любимое блюдо за борт, сам выхватил метр из рук товарища. Перепроверил, затем встал и сделал отметку у себя над головой сам. Вновь приложил метр к мачте. Да так и остался стоять на палубе с дрожащими коленками. Итог меня ввел в некое подобие столбняка.
В данный момент мой рост на целых ВОСЕМЬ сантиметров превышал мои прежние, держащиеся последние семь лет на одном уровне показатели.
Глава тридцатая
ПЕРЕРОЖДЕНИЕ
После осознания сути происходящего аппетит меня покинул основательно и, как мне показалось, навсегда. Видя мое подавленное состояние, Леонид меня подвел к столу, бережно усадил на стул, после чего уселся напротив и потребовал:
— Рассказывай!
Я ведь до сих пор еще не дошел до этой неприятной сцены из моей жизни, вернее, полностью ее пропускал в прежних повествованиях. А сейчас пришлось рассказать, как мне насильно скормили леснавские охотники три первых щита и как я собрался умирать. Даже как уже и начал умирать, но неизвестные мне врачи в клинике города Черкассы сделали полное, а самое главное, удачное промывание желудка. Как я радовался своему возрождению и на радостях полностью вычеркнул неприятные, жутко болезненные моменты из Моей памяти.
Конечно, про покупку нового первого щита я думал и мечтал постоянно, да ради этой мечты, можно сказать, и вернулся в этот мир. Но я никак не подозревал, что один из первых щитов, видимо, успел намертво закрепиться на стенках желудка и его не сдвинули даже самые современные медицинские препараты. Щит прижился, закрепился во мне и стал действовать. Моя выносливость увеличилась многократно: вспомнить хотя бы наш утренний вчерашний забег, на аналогичном я раньше бы умер после первой четверти дистанции. У меня возросла мускульная сила: я теперь тот же рюкзак швырял одной рукой, как мне вздумается. Я стал меньше нуждаться в отдыхе: бессонные ночи бдения в пещере только меня закалили. У меня появилось уникальное ночное зрение.
Можно было еще много чего отыскать положительного в явно намечающихся прогрессивных изменениях, но я по чему-то сидел тихий, напуганный и словно пришибленный. Так что подведением итогов нашей двухчасовой беседы мэтр большого манежа занялся самостоятельно.
— Не пойму, что тебя гнетет? — словно рассуждал он вслух, посматривая, как матросы расправляют паруса для попутного ветерка. Мы вновь пустились в плавание, — Что тебя пугает? Да я бы на твоем месте сейчас орал от счастья и подскакивал выше мачт.