Блуждающий по вселенным
Шрифт:
— Хорошо бы, чтобы я ошибся.
На том разговор и закончился. Потом мы стали ужинать, превратив сие обыденное мероприятие в праздник живота, дружбы и любви ко всему миру, но про разговор я не забыл. Когда уже стемнело и горящий перед нами факел стал прекрасно освещать стол, я не поленился сходить за нашими арбалетами, зарядить их, поведать всю стратегическую диспозицию Леониду и продолжить веселье. Мы пели точно так, как и вчера (даже громче, распелись, наверное), кричали дурными голосами здравицы себе любимым, отчаянным воинам царства Трилистье и желали уже до утра издохнуть всем людоедам и прочим аспидам этого мира.
Но зорко следить за окрестностями я не переставал ни на
Слишком далеко смотреть мне немного мешал свет факела, но чуть позже я установил темную доску, перекрывающую прямой свет в глаза, и мог без особого напряга высматривать пространства раздавшейся вширь реки на добрых четыреста метров.
Уже потом мы догадались, по какой причине пираты не напали сразу. Все-таки они надеялись, что пара пьяных баронов вот-вот отправится спать, после чего и явно не спящие от такого громкого концерта члены экипажа тоже отключатся от действительности, и уж тогда удастся быстро снять стрелами и кормчего, и вахтенного матроса.
Но время шло, нам было на зависть хорошо, привольно, очень весело, и терпение у разбойников лопнуло. Они опустили паруса, притормозили в более медленном потоке, и мы стали наезжать на них с тыла. В обычных условиях такой маневр обязательно бы сработал, ибо вахтенный на носу судна видит не далее как на двадцать, максимум тридцать метров перед собой. Этого вполне достаточно, чтобы заметить, сбавить скорость и избежать столкновения с притопленной корягой, а то и с толстым плавающим деревом. В остальном ночная навигация не создавала особых трудностей, если не нестись под полными парусами. На нашей ладье из парусов так вообще стоял лишь кормовой апсель, который не столько помогал при попутном ветре ускориться, сколько резко уйти в сторону при неожиданно возникшей спереди судна опасности.
Имелись также на кораблике уключины на бортах и даже четыре преогромных весла, но ими пользовались только во время швартовки да при гребле в водах затонов. Тогда как атакующая нас посудина имела целых пять пар весел, и уйти от прямой атаки нашему неповоротливому и тихоходному судну было бы невозможно. Это косвенно указывало и на количество людей, нас атакующих: десять на веслах, четыре стрелка и кормчий. То есть как минимум пятнадцать человек против втрое меньшего экипажа купца. Оставалось только удивляться, чего это столько народу польстилось на мои заозерские монеты? Но потом я припомнил, что и наш хозяин идет основательно груженный товаром, и сразу забыл о своей скромной персоне. За мной ведь могли следить от самого причала, а я и не заметил.
Рассмотренные детали я передал нашему капитану сразу, как и то, что весла интенсивно толкают ладью пиратов нам навстречу. И если были какие-нибудь сомнения в криминальности готовящегося нападения, то четыре лучника, прекрасно мною видимые на корме, готовящиеся к стрельбе, сразу сжигали для себя все мосты, ведущие к пощаде.
А дальше все пошло, как в ускоренном кино. Мы резко вильнули в левую сторону, сразу выскочив из стремнины и замедлившись. То есть сразу дали понять пиратам, что их заметили и готовимся к бою. Пять пар весел вспенили воду с максимальной интенсивностью: враг не пошел на попятную. Но при этом обе наши ладьи развернулась поперек течения и пошли перпендикулярно на левый берег. Самое то, что прописали специалисты для размеренной стрельбы из арбалетов.
Вначале я снял всех четырех стрелков, топчущихся на корме. Понятно, что последний заметил гибель своих подельников и орал как сумасшедший, пуская в нашу сторону стрелу за стрелой. Но те падали в воду перед нами, разве что парочка на излете воткнулась в борт. Потом я снял их кормчего, который просто тихо осел на рулевое весло. И еще некоторое время их ладья приближалась к нам без управления за счет бешеной гребли и большой инерции. Я не стал стрелять по гребцам из-за высоких бортов, их прикрывающих, подпуская на расстояние сорока метров и ожидая дружного залпа наших матросов, взобравшихся на палубную надстройку. Вот тут еще парочка человек появилась на палубе пиратов и, лихо размахивая болами на веревках, забросила их на наше судно. Шары запутались в оснастке и такелаже, а шустрые метатели стали лихорадочно вытягивать веревки на себя. Двоих свалил я, одного — наши матросы. Они же хладнокровно расстреляли и восьмерых гребцов, и только два последних пирата получили быструю смерть от болтов в голову. Вот и вся война.
С наших сторон жертв нет. Наоборот, еще и трофей на веревках почти столкнулся с нашим корабликом. И как раз между сходящимися бортами в свете факела рассмотрели плывущую женщину, истошно взывающую о помощи. Почему-то Леонид вдруг воспылал искренней симпатией от одного только звука ее голоса и сбросил за борт веревочную лестницу. Еще и воскликнул при этом:
— Это мы спасли несчастную из лап пиратов!
А мне женщина сразу не понравилась. Откуда она тут взялась? И что делает за бортом? Если пленница, то пусть бы ожидала обыска, к чему падать в воду? Похоже, она специально сиганула вниз и пытается пробить нас на жалость.
Зарядил свой арбалет, встал сбоку и внимательно присмотрелся к лицу спасенной. Кажется, и здесь усилившееся зрение помогло: сразу узнал ту женщину, которая участвовала в группе слежения. Уж там она никак не была пленницей!
А мой товарищ уже протянул руки, помог подняться по верхним ступенькам, встать на палубе и участливо спросил:
— Как вы, сударыня? — Она воровато на него посмотрела и столь же воровато стала оглядываться по сторонам, — Не бойтесь! Теперь вам уже ничего не грозит.
Зато угроза нависла над моим другом! Я заметил, как рука женщины тянется к бедру, где сквозь мокрую ткань короткой юбки выступала рукоять ножа. Поэтому не раздумывал и секунды: болт пробил висок подлой грабительницы, а с другой стороны вырвал полголовы, забрызгивая кровью и нашу палубу, и благородного, застывшего от шока и боли спасителя. Причем отболи собственной: соучастница пиратов каким-то чудом успела полоснуть своим ножом Леонида по груди в районе левых ребер.
Глядя на меня расширенными до безумия глазами, мэтр с состраданием в голосе воскликнул:
— Как же так?! Ведь я ее спас!
Бросаясь к нему с пакетом первой помощи, я раздраженно бормотал:
— Забыл главный принцип выживания? Да не подай руки помощи врагу своему! Ибо откусит!
Глава тридцать первая
БАРОНЫ-НАЕМНИКИ
Несмотря на состоявшийся бал, закончившийся только под утро, командир полка выстроил наемников еще перед самым завтраком. Никто не мог понять, что могло случиться, но раз боевой тревоги не объявляли, то можно громко не ворчать и с завтраком немного потерпеть. Тем более что побывавшие на балу воины вообще выглядели сытыми, умиротворенными и счастливыми. Построились все быстро и с готовностью, потому что догадывались о каком-то потрясающе важном сообщении.