Блюхер
Шрифт:
30 июля. На высотах между сопками Безымянная и Заозерная занял оборону батальон 118-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии.
31 июля, 09 часов 25 минут. Сильным артиллерийским огнем японцев обстреляна сопка Заозерная, после этого три батальона японской пехоты напали одновременно на сопки Заозерная и Безымянная. Превосходство в силах было на стороне японцев, к тому же японская артиллерия непрерывно обстреливала советские подразделения, в то время как нашим артиллеристам было запрещено вести огонь по объектам на территории противника. Под натиском превосходящих сил противника наши стрелковые подразделения и пограничники, неся потери, отошли вдоль южного и северного берегов озера в глубь советской территории.
31 июля, 18 часов 10 минут. Советские войска разрозненными действиями отдельных рот и батальонов пытались вновь овладеть высотами, однако, не поддержанные в должной мере артиллерией и танками, не добились успеха.
1 августа. Получен приказ наркома обороны, в котором Ворошилов категорически потребовал «в пределах нашей границы смести и уничтожить интервентов, занявших высоты Заозерная и Безымянная, применив в дело боевую авиацию и артиллерию».
Из воспоминаний командующего Тихоокеанским флотом Н. Г. Кузнецова: «1 августа 1938 года Василий Константинович позвонил мне. Он спешно направлялся к месту боев и просил доставить его туда морем. К назначенному часу был приготовлен эсминец. Я выехал на аэродром встречать маршала. Было совсем рано, когда самолет совершил посадку.
В. К. Блюхер прибыл с П. И. Мазеповым. Маршал выглядел озабоченным и утомленным. „Как с перевозками? Много ли прибывает раненых?“ — поинтересовался он, едва мы отъехали от аэродрома. Я ответил, что грузы доставляются без задержки, а раненых немного, всех их разместили в морском госпитале.
Нигде не задерживаясь, мы подъехали к причалу, возле которого стояли корабли. На мостике эсминца маршал спросил, когда мы будем на месте, потом все всматривался вдаль, часто задумывался и не сразу отвечал на вопросы.
Район боевых действий был тяжелым. Подходы к месту боев для крупных подразделений затруднялись узким, труднопроходимым ущельем, к тому же туда вела единственная плохая дорога. Может, это и беспокоило маршала?..»
Блюхера беспокоило другое. В отличие от доклада погранслужбы, что на Безымянную первыми напали японцы, он располагал иной информацией — сначала наши нарушили границу. Выходило, что конфликт развязала советская сторона. Свое мнение он доложил в Москву и потребовал наказания виновных.
В ответной телеграмме нарком обороны Ворошилов назвал утверждения Блюхера чепухой.
В этот период в Хабаровске находились приехавшие из Москвы начальник Политического управления РККА Л. З. Мехлис и заместитель наркома внутренних дел М. П. Фриновский [67] .
Из воспоминаний Глафиры Лукиничны: «Они были у нас дома вместе с членом Военного совета фронта П. И. Мазеповым. Собрались в кабинете Василия Константиновича. После разговора муж пришел в спальню за папиросами, внутренне взвинченный, попросил принести ему коньяк. Я стала возражать, просила его ни в коем случае не пить. Василий Константинович сказал, дословно: „Ты знаешь, сейчас мне крайне необходимо это: приехали акулы, которые хотят меня сожрать. Они меня сожрут или я их, не знаю — второе маловероятно“».
67
Фриновский начинал карьеру в НКВД в Закавказье. Далее — работа в органах на Дальнем Востоке, в Москве. Курировал дело Тухачевского. Занимался «чисткой» флота. Затем был назначен наркомом Военно-морского флота с присвоением звания командарма 1-го ранга. В этом звании он пребывал теперь в должности заместителя наркома НКВД.
Приказ наркома обороны Ворошилова: «Смести и уничтожить интервентов» выполнен не был.
2 августа был отдан приказ частям 40-й стрелковой дивизии 39-го стрелкового корпуса немедленно выступить против японцев. Противник к этому времени успел прочно укрепиться на занятых высотах. Японская артиллерия располагалась на южном берегу реки Тумень-Ула и простреливала подходы к высотам с юга и с севера. Тем не менее командир 40-й дивизии докладывал в штаб Приморской армии: «Приказ выполнен, в 9.00 дивизия перешла в наступление и ведет успешные бои». Но он не доложил, вернее, побоялся доложить, что дивизия перешла в наступление, совершенно к нему не подготовившись. Совершив 200-километровый марш и не закончив сосредоточение, без предварительной рекогносцировки местности, не имея полных данных об обороне и огневых средствах противника, 40-я вслепую двинулась на японцев. Неудачно прошел и второй день — 3 августа. Из-за отсутствия должного взаимодействия артиллерии с пехотой стрелковые подразделения не имели огневой поддержки и в ходе наступления несли большие потери от артобстрелов противника. Все атаки были безрезультатны.
Итог наступления Москвой был оценен отрицательно. Как писал к 80-й годовщине конфликта на Хасане военный историк В. Золотарев в статье «Перед бурей», наступление с треском провалилось. «Из пяти артиллерийских дивизионов к полю боя успели подойти лишь несколько батарей. Из-за тумана стрелковые войска действовали без авиационной поддержки. Танки, экипажи которых не знали местности, застревали в болотах и канавах. Управление боем было крайне плохо организовано, к тому же множество начальников вмешивались в действия войск. В разговоре по прямому проводу на вопрос начальника Генерального штаба, какова боевая задача 40-й стрелковой дивизии, ее командир ответил, что получил три задачи — от фронта, армии и корпуса.
4 августа Главный военный совет направил на Дальний Восток директиву, в которой маршал Блюхер и начальник штаба Дальневосточного фронта комкор Г. М. Штерн предостерегались от повторения ошибки, совершенной 2–3 августа 40-й стрелковой дивизией. Директива обязывала организовать атаку высоты Заозерная с обоих флангов, имея фронт наступления на протяжении от озера Хасан до реки Тумень-Ула.
Для решения поставленных задач по освобождению советской территории к району озера Хасан были подтянуты другие соединения и части 39-го корпуса: 32-я стрелковая дивизия, 2-я механизированная бригада, а также ряд отдельных частей и подразделений. Войска 39-го корпуса имели на вооружении 673 ручных пулемета и 341 станковый, 58 орудий калибра 45 мм, 179 орудий калибра 76 мм, свыше 280 танков и шесть бронемашин и насчитывали около 23 тысяч человек личного состава, командовать которыми было приказано Штерну…»
В один из приездов с Хасана в Хабаровск Василий Константинович был в состоянии крайнего возбуждения, на грани срыва. Вместе с ним в маршальском салон-вагоне приехали Мехлис и Фриновский. На выходе из тамбура Блюхер в сердцах несколько раз повторил: «Всё предали, все предали». Успокаивая его, Глафира Лукинична просила не говорить так громко, в салоне все слышно… Из его рассказа она поняла, что Мехлис во время пребывания в районе боевых действий во все вмешивался, отдавал свои распоряжения, пытаясь подменить командующего. Он, Блюхер, был вынужден отменить один приказ Мехлиса 40-й дивизии. Говорил, что если б этот приказ был выполнен, то дивизия была бы оскальпирована японцами.
Между Блюхером и Мехлисом непрерывно происходили стычки. Начальник политуправления РККА все время вмешивался в оперативную деятельность штаба фронта. По свидетельству секретаря Военного совета фронта И. М. Крысько, он слышал, как в кабинете происходили ссоры Блюхера с Мехлисом и Фриновским, нередко доходило до крика. Чтобы прохожие на улице не слышали этих перепалок, порученцы командующего приказывали шоферам машин, стоявшим у штаба, «прогревать моторы»…
Мехлис в каждом разговоре по телефону с Москвой взвинчивал руководство Наркомата обороны и лично Сталина сообщениями о нерешительности командования Дальневосточной армии и, в частности, о бездеятельности лично Блюхера.