Блюз черной вдовы
Шрифт:
Верный друг, полюбовавшись танцующими вазами и водопадом из цветов, вовсе не пришел в восторг, как того ожидал Пигмалион. Напротив, он схватился за голову и принялся едва ли не на коленях умолять друга никогда более не пользоваться благоприобретенной силой. И лишь с превеликим трудом удалось вытянуть из него причину.
— Можешь смеяться, но за все в этой жизни приходиться платить, — наконец, раскрыл причину своей тревоги Эгалий. — И счастье, если удается расплатиться всего лишь деньгами! Страх мой в том, что тебе придется расплачиваться куда дороже!
— Ты ведь сам рассказал мне, как стать богом, — удивился Пигмалион. — Сам советовал поверить!
— Если бы я мог изменить это! — вздохнул Эгалий. — И дернуло же меня за язык болтать невесть что! Прошу тебя — забудь мои слова! И то, чему научился, тоже забудь! Не будет тебе добра от этого знания!
— О чем ты?
— Прислушайся к себе… Разве не чувствуешь, как истончились твои силы? Как быстро стало уставать некогда неутомимое тело?
Пигмалион нахмурился. Друг сказал о том, что беспокоило его последние дни.
— Я боялся, что это какая-то болезнь…
— Это и есть болезнь! Та сила, которой ты овладел — думаешь, она тебе дана вот так просто? В том-то и беда, что за каждое чудо придется тебе расплачиваться жизненной силой! Ты очень силен, но, поверь, даже тебя хватит ненадолго!
— Ненадолго? А потом?..
— Потом — Стикс и врата Аида. Прости…
Пигмалион помедлил, собираясь с духом. Не так просто было принять то, что говорил Эгалий. Однако и сдаваться вот так просто он не собирался.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я ему рассказал.
Пигмалион развернулся на голос.
Жрец. Самый обычный жрец — солидный мужчина средних лет, в бороде уже начала пробиваться седина, но глаза еще яркие и в них чувствуется сила. Такие глаза Пигмалион видел у старых солдат, переживших не одну компанию и способных вести за собою в бой зеленых юнцов. Но главное, конечно, было не это. Главное — жрецу совершенно неоткуда было взяться. Пигмалион готов был поклясться, что его только что не было в комнате. Взял и появился из ниоткуда посреди комнаты.
— Не о том беспокоишься, — угадал его мысли жрец. А может, не угадал, прочел. — Мне тебе зло причинять без пользы. Ты и без моей помощи сам себя в могилу скоро загонишь. А я пришел тебя от этого уберечь.
— Да почему в могилу-то?! Вы оба твердите о какой-то опасности, но я что-то ее не вижу! Подумаешь — немного устал! Я встречал магов, они всю жизнь колдуют и ведь не умирают!
— Дурень, — прокомментировал его вспышку жрец. — Настоящие маги творят чудеса без вреда для себя, потому что у них есть… э-э-э… как же тебе объяснить-то?.. Особенность организма у них — с рождения. И особенность эта позволяет не тратить собственные силы, а черпать их из окружающего мира. У тебя такой особенности нет. Ты сжигаешь себя, приносишь в жертву!
Пигмалион набычился, не зная, что возразить жрецу. Он чувствовал, что тот говорит правду, но верить в эту правду не хотелось. Отказаться от могущества, обретенного с таким трудом, было тяжело.
— Как пожелаешь, — вновь прочел его мысли жрец. — Мне, в общем, без разницы, послушаешь ты здравого совета или загубишь себя бездарно. Я в этих местах и оказался-то по просьбе одного старинного друга, что хлопочет о твоем благополучии. Но вижу я, убеждать тебя бесполезно. Прощай. Думаю, мы более не увидимся.
Жрец взмахом руки раздернул реальность перед собой, словно то был занавес, шагнул в образовавшийся провал и исчез. Пигмалион некоторое время смотрел ему вслед, потом задумчиво протянул:
— Приношу себя в жертву, значит? Вот как…
Глава девятая
Любого, ничего ему не объясняя, можно посадить в тюрьму лет на десять, и где-то в глубине души он будет знать, за что.
Фридрих Дюрренматт.
— Где тебя носило?!
Охранники-тролли нервно поглядывали то на рычащего оборотня, то на двери во внутренние покои. Вряд ли шум достигал кабинета Амания — стены в особняке добротные, толстые — но Отбой распалялся все сильнее и орал все громче. Особенно его бесило то, что Рысь никак не реагировала на его гнев. Сидела на диванчике и листала журнал.
— Что я, по-твоему, уже не стою и ответа?! Да?! Издеваешься надо мной? Вик, она надо мной издевается!
Я растерянно потер подбородок. Ненавижу оказываться в таких двусмысленных ситуациях. Следовало бы сказать Отбою, что Рысь провела ночь у меня…
"Только прежде чем говорить это, отойди в другой конец комнаты и достань револьвер".
"Перестань! Между нами ничего не было!"
"Хочешь, поспорим, что ты не успеешь это сказать?"
Рысь подняла от журнала взгляд и спокойно произнесла:
— Хватит скулить. Я больше не приду. Я буду жить у Виктора.
— Да мне плевать… ЧТО?!
Хайша была в кои-то веки посрамлена. Отбой не бросился на меня. Не бросился он и на Рысь, хотя, судя по тому, как девушка подобралась, она ожидала именно такой реакции. Оборотень мгновение стоял, глядя на Рысь непонимающим взглядом, потом шагнул назад и рухнул в кресло, словно получил в лоб кувалдой. Потряс головой и жалобно посмотрел на меня:
— Вик… она же шутит, да? Скажи?
От неприятных объяснений меня спас Аманий. Маг выкатился из дверей бодрым колобком и, не останавливаясь, махнул мне рукой:
— Виктуар, за мной! Быстро-быстро!
Я встал, сделал было шаг к Отбою, что бы хоть пару слов сказать, но Аманий завопил с другого конца зала что бы я поторапливался.
— Иди, Вик, — сказала Рысь. — А то он сейчас уписается от нетерпения. Я сама здесь разберусь.
Мне пришлось бежать, да и то я сумел догнать мага только возле машины. Он и впрямь походил сегодня на собаку, которая рвется во двор. Уже когда голем выруливал из дворика на улицу, маг снизошел, наконец, до пояснения: