Бобо
Шрифт:
– Обмен!
Обмен - обман, когда торгуют каджи. Но я не знал. Я не успел подумать. Я лишь подумал, что мне скажет мама. Она бы точно не дала им Книгу. И я зажмурился и покачал головой.
– Нет, не отдам.
– Ох, Бобо, Бобо...
– кадж как будто задумался и вдруг накинулся на меня со всей яростью, на какую был способен. Я ослабел и начал задыхаться. Ну, вот и всё. Не станет больше Бобо. Я из последних сил вцепился в Книгу. Раздался грохот и глаза на миг ослепли, так много ворвалось в каморку света, и золотая морда в нём сияла, а Сагитариус вонзил меч Амирани и кадж исчез. Исчез. Совсем. Как дым. Где он стоял - вдруг стало пахнуть гарью, чад повалил. И всё. Не стало каджа.
– Обзор хороший, - оценил Сагитариус вид из разбитого окна.
– Сейчас мы им устроим яркий праздник!
– Он достал из колчана стрелы и, поджигая их по одной, начал стрелять в пороховые склады. Дэвы взревели, я почему-то сразу понял, что это дэвы. И ринулись из крепости подальше.
– Ты, Бобо молодец! Маму нашёл?
– Я указал головой в тёмный угол и Сагитариус обрадовался.
– Вернусь-ка я на помощь Ахракару.
Он схватил пса за загривок и они улетели.
Я наконец-то подошёл к маме. Меня в ней что-то с самого начала пугало и я никак не мог понять, что именно. Это же моя мама. Но она вела себя как-то неестественно. Она себя никак не вела, если сказать правильно. И это бездействие было жутким. Я приблизился к ней и замер.
Запыхавшаяся богиня вбежала в каморку и сразу всё поняла.
– Это твоя мама? Плохо дело.
Да я знал и сам, что дело плохо. Очень плохо. Хуже не бывает. Мама сидела лицом к двери и её застывшее окаменевшее лицо больше походило на маску. А в спине у неё торчал кинжал. Подлый кадж, он ею торговался, когда сам уже всадил клинок ей в спину. Я вытащил кинжал, но это ничего не изменило. Мама смотрела на меня и не моргала. Как взрослая фарфоровая кукла. Я не заметил, что её качаю. Когда я поднял её на руки и стал укачивать, как ребёнка? Золотые волосы богини потускнели, когда она подошла ко мне и взяла меня за руку.
– Остановись, Бобо! Она парализована ядом кинжала, но жива. Посмотри в Книге Жизни, открой и пролистай её, на странице твоей мамы всё написано и нарисовано.
– Я не буду заглядывать в будущее. А вдруг там то, чего я не хочу увидеть?
А вдруг там то, что я боюсь узнать?
– Тогда тебе надо вернуть Книгу Верховному Распорядителю и попросить его помочь.
Я вспомнил слова Амирани: "На седьмом небе". Седьмое небо, как туда попасть? Наверное, я произнёс это вслух, потому что богиня показала в сторону солнца и забрала у меня маму, заставила выпустить её из рук.
Я спустился вниз. Битва закончилась. Увидев меня, Ахракар обрадовался и попросил шкатулку. Я вытащил из кармана ларец и протянул ему. Он позвал Сагитариуса. Тот прикоснулся мечом к открытой шкатулке и уцелевших каджей и дэвов словно невидимым бесшумным пылесосом затянуло в шкатулку. Ахракар был счастлив. Сагитариус закрыл ларец и с довольным видом убрал его в карман.
– Негоже Амирани без трофеев меч возвращать.
– Сагитариус присмотрелся ко мне: - А ты чего такой смурной? Ты куда шёл-то?
Я объяснил. Ахракар подвёл мне коня, а Сагитариус сказал: "Лети, Бобо! Лети!" И я полетел. И на этот раз мой конь весь путь молчал. Мы неслись так, что вокруг мелькали расплывчатые яркие пятна, то шоколадные, то серебристые, то ярко-зелёные, то фиолетово-синие, и я понимал, что это горы, реки, равнины, виноградники, но было некогда на них смотреть. Я летел и летел и летел, пока не увидел вход.
ЛЕСТНИЦА В НЕБО
представлялась мне совсем другой. Я всегда думал, что она воздушная и лёгкая, наподобие радуги. А оказалось - олень. Олень с раскидистыми золотыми рогами, упиравшимися в небеса, стоял посреди поля. Я подбежал к нему и спросил позволения взобраться по его рогам наверх. "Взбирайся, по ним поднимешься прямо на небо", - разрешил он. Взбираться по золотым рогам - скользко. Рога ветвистые, но гладкие. Я карабкался выше и выше, ответвления рогов становились всё тоньше, а я думал только, как взобраться по ним и не уронить Книгу. И не упасть самому. На самом верху рога стали совсем тоненькие, как проволочки, и я боялся на них наступать. Чтобы заглушить страх, я начал декламировать:
Мудрый Дивнос человека учит тайне сокровенной:
'Нам добро ниспосылает, а не зло творец вселенной.
Он добру отводит вечность, злу дает он срок мгновенный.
Он стремится к совершенству, сам от века совершенный'.
Над оленьими рогами ничего не было - ни заоблачных замков, ни хоровода ангелов. Вот уж точно дорога в никуда. Только ватное сиреневое облако, а может, это будушая туча? Я вытянулся и схватил его за край. Облако выглядело рыхлым, и я подумал, что если наступлю на него, сразу провалюсь сквозь него и брякнусь на землю. Но оно оказалось неожиданно плотным и крепким. Я не только не упал, а немного посидел и пошёл бродить по нему. Если здесь ничего нет, как-то же надо подниматься дальше?
На следующее небо я поднимался по столбу. Видели на ярмарках обтёсаные гладкие стволы, по которым смельчаки взбираются наверх? Вот и здесь так же. Непонятно, каким образом в облако втыкался этот столб, и как по нему подтягивать себя выше и выше, если он всё время норовит столкнуть тебя вниз. Но других вариантов не было и я вынул из джинсов ремень, пристегнул к себе Книгу и полез по столбу. Вот только ярмарочным смельчаком я не был. Боюсь высоты, я не говорил? И на физкультуре у меня никогда не получалось ловко взбираться по канату. Я упрямо лез и орал во всё горло:
Туда б, сказав прости ущелью,
Подняться к вольной вышине!
Туда б, в заоблачную келью,
В соседство бога скрыться - мне!..
На "вольной тишине" я соскользнул вниз и пришлось взбираться заново.
С третьего неба свисала цепь. Я надеялся, что с третьего неба. Откуда-то же она свешивалась, значит, там, вверху, что-то было. По цепи подниматься было значительно легче и я подумал, что кот учёный был не дурак. В крупных звеньях было достаточно места, чтобы просунуть ногу, и я довольно скоро приловчился. Чем выше поднимался, тем ярче становились облака, и тем дольше делал перерыв на отдых.
Я лежал, глаза зажмурив,
Но велел ты мне идти,
И пошёл и отыскал я
То, что должен был найти.
На четвёртое вела деревянная лесенка, с виду ужасно хлипкая. Казалось, её ветхие ступеньки разломятся подо мной. На самом деле она ни разу меня не подвела и даже заноз на ней не было. Она только с виду казалась развалюхой.
А вдалеке, как вечные ступени
С земли на небо, в край моих видений,
Зубчатою тянулись полосой,
Таинственней, синей одна другой...