Боцман Штормтрап
Шрифт:
Подошел к индейцу и фамильярно так потряс его за плечо. Неопытность помощника не дала ему предвидеть возможных последствий. А между тем, это могло плохо кончиться. Видите ли, молодой человек, из-за особенностей культур в разных государствах, одни и те же жесты, движения, могут трактоваться по-разному. Вот у нас, например, выставить большой палец — это значит показать, что у тебя все хорошо, а в Иране — не пора ли тебе к праотцам, на небо, то есть. Так и тут. У нас-то по плечу хлопнуть — значит, оказать тебе дружеское расположение, а кто его знает, что это — у индейцев? Может, последнее оскорбление? Ну, я сжался весь, жду неприятных последствий. И они не замедлили себя показать. Индеец вскрикнул страшным образом. Как есть, не разгибаясь, выпрыгнул из гамака, па из какой-то немирной
Хотя в общем-то и мне жить, прямо скажем, не надоело. И хотел я все это объяснить коренным жителям южноамериканского континента, но потом выяснилось, что опять мы впросак попали. Это оказывается, ансамбль местной песни и пляски. Они на этом, с позволения сказать судне, гастролировали, ну и спали, конечно, чтобы с гостиницами не связываться. И у того, что в гамаке спал, не копье было, а что-то вроде флейты, саженной длины. Потом оказалось, они английским владеют не плохо.
Разговорились. Я им объяснил цель нашего похода. Мол, идем в кругосветку, молодежь воспитываем. Ну, они согласились, конечно, что нужное это дело, полезное. Они-то тоже ведь, в некотором смысле, просвещением занимались. А когда узнали, что я — боцман Штормтрап, то сразу загомонили, заспорили и предложили мне свой катерок в помощь. До устья Амазонки добраться.
«Обратно, — говорят, — даже можете не возвращать. Все равно катер старый, а нам завтра в Болгарию улетать с концертом.»
Осмотрел я судно, прикинул его возможности и, знаете ли, согласился. Конечно кое-что поправить придется, ну да столько ходил и еще один раз сплавает, не рассыплется. Да-с. Заодно, думаю, и помощника своего азам морского дела научу. Единственное, ансамбль этот просил гостинцы в их деревню по пути забросить. Я согласился, конечно. Отчего бы людям не помочь? Вынесли они свои инструменты, попрощались с нами сердечно и отправились в аэропорт. А потом, гляжу, штуку, какую-то забыли, вроде волынки. Хотел было я артистов догнать. Да где там! Ну, потом осмотрел ее, играть пробовал даже. Только она звуки какие-то странные издает — будто собака лает. Необычно, конечно, но как-то не очень музыкально. И закинул я ее подальше. А сам принялся за катер.
Посудина эта, кабы не была такая старая, могла бы честь любому речному флоту сделать. Судите сами. Работает на угле, на ветряной тяге, то есть на парусе, да еще и весла четыре штуки. Надо думать, что сооружение это много раз кем-то перестраивалось. Сначала оно обычной гребной лодкой было, затем кто-то парус додумался приделать, а под конец и вовсе — трубу с паровым котлом. Тут лишь ремонт требовался некоторый. Доложу вам, пришлось потрудиться! Мы с Балластом засучили рукава и давай стругать, рубить, забивать. И молодец парень. Несложную работу, правда, делает, но — старательно. Хотя иногда команды путает: я ему говорю банты набить. Знаете банты? Растяжки такие. А он берет молоток и начинает по бантам-украшениям, которые индейцы в косички вплетали, молотком… Ну, я объяснил, конечно, что «набить» — «натянуть» значит. Ладно, это мелочи. Криль отремонтировали. Глотик на мачту прибили. В общем, скажу, не катер получился — корвет! Еще бы сто лет проплавал. Запаслись тут же на берегу углем и отправились вдоль берега Атлантики к руслу Амазонки. Скоро вошли в реку. Ох, доложу вам, и красота! Слева джунгли, справа джунгли, сверху, опять же — они. И животные, птицы! Там тукан, сям ревун. Разнообразие фауны во всем виде.
Только нам зевать особо некогда было. Сами понимаете, работу за целую команду делали. Но судно идет — не нарадуюсь, и Балласт — молодцом. Даже руль доверять ему начал. Сознательному моряку отчего бы и не доверить.
А сам то в топку уголька подброшу, то фарватер под носом погляжу. А лес все ниже. Вдруг, гляжу, над рекой сук висит, а на нем что-то пятнистое. Пригляделся. Точно. Ягуар в голодном виде. И судя по поведению, собирается нападать. А главное влево-вправо не увернешься — место узко.
Тормозить поздно. А хищник хвостом дергает, усы топорщит, вот-вот бросится. Ну, тут меня осеняет. Кидаюсь я к этому инструменту, что ансамбль индейский оставил, и начинаю дуть в него, что было сил. И такой шум, доложу вам, поднялся! Помню, в одной деревне, ночью все местные собаки на луну тявкали. Так то по сравнению с моей игрой это колыбельная была.
Ягуар с сука чуть в воду не свалился. Потом на карачках, на карачках, и в кусты. Вы, может быть, не поверите такой реакции хищника, однако призадумайтесь. Кто ягуар? Кошка! А всем кошкам свойственно бояться собак. Так что ничего удивительного и непонятного тут нет. А за исключением этого инцидента все тихо-мирно. Дня через три приплыли в деревню. Гостинцев завезли. Обрадовались нам там — целый праздник устроили. Хотя и мы в грязь лицом не ударили. Я сначала хотел было неосуществленный номер с велосипедом проделать, да у них этого двухколесного средства передвижения не оказалось. Но это — пустяки, мы частушки морские спели, «яблочко» сплясали. В общем, расставались чуть не со слезами.
Плывем дальше, река все уже и уже. И лес не такой высокий. Чувствуется, скоро горы начнутся. И вот, как-то утром, сдал вахту, Балласту, после ночной смены пошел искупнуться и спать. Только намылился, как слышу шорох под днищем. Так и есть. Скребем по дну. Ну, я выскочил на палубу. Не скрою — рассерженный. Хотел уже помощнику «накачку» устроить. Да только гляжу, опять с фауной местной проблемы. Нос корабля, понимаете ли, обвила гигантская анаконда, метров пятьдесят в длину, и уставилась в лицо моего помощника. Ясное дело: гипнотизирует. А Балласт, как личность еще с недостаточно окрепшей волей, подвергся дурному влиянию рептилии, ручки штурвала бросил. Стоит столбом, не шевелится. А змея потихоньку к нему пробираться начинает. Кольцами обвить, видимо, хочет.
Я, не долго думая, хватаю змею за хвост и с силой дергаю. Тогда она ко мне поворачивается. Жалом шевелит и прямо в глаза смотрит. Но потом поняла, что на меня, смотри-не смотри — резону никакого. Тогда она кинулась ко мне. Душить начала. Только опять без результата. Я же в мыле. Только она меня сжимает, я — раз! — и выскальзываю. Без особых усилий. Потом выбилось хладнокровное в конец — свалилось. Тут я ее хвост к проплывавшему мимо суку привязал, ее и стянуло, как шланг. Ничего, повисит — отвяжется. Уроком будет. Вот так-то.
Плывем дальше, я на руле, Балласт в топке орудует. И вдруг, ближе к вечеру, как-то дернуло нас, и мы встали. И дым, знаете, не идет, винт за кормой не вертится. Оказывается, помощник мой по неопытности переусердствовал. У нас в кочегарке резины кусок лежал, так Балласт его вместо угля — в топку. А резина она и горит плохо и, главное, ходовых качеств кораблю не прибавляет. Стали думать, что делать. Парус не поставишь, лес совсем низко — мачту обломает. Придется на веслах идти. Только сунули гребные приспособления в воду, глядь, половины как ни бывало. Балласт удивился. А я сразу понял. Пираньи! Вы не слышали о пираньях? Страшный хищник. Зубы — как у бульдога, и челюсти соответствующие. В реках, где они живут, ни одно существо долго не протягивает. Объедают все под чистую. Хоть ракушки, хоть водоросли. Живут в вечно голодном состоянии, пираньи-то. Поэтому и кидаются на все подряд. Дерево, оно им даже что-то вроде экзотического блюда. В нем ведь тоже какие-никакие витамины, в дереве-то. Только как теперь плыть, не понятно. Не толкать же катер, в самом деле. Поди толкни, когда тут такое! Да-с.
Глава шестая,
в которой «Амазонка» оказывается в гнезде кондора, а затем —
на празднике воздушных шаров
Ну, нам тогда повезло — на следующий день лес расступился, Анды показались. Встают величественной грядой на горизонте. Подняли мы тогда парус и пошли дальше вверх по течению. Вот, думаю, еще чуть-чуть пройдем и можно будет на сушу сходить. С кораблем хорошо, конечно. Но в горы на нем, как ни крути, не поднимешься. Будь он хоть ледокол.