Боцман Штормтрап
Шрифт:
Тут, гляжу, всплывает из глубины подводная лодка неизвестной конструкции. Вот, думаю, это нам и на руку. Скомандовал я помощнику погружаться на борт подводного судна. Забрались мы с ним, сидим.
Ну, думаю, сесть-то сели, а как оно погружаться начнет?.. Пошли мы вдоль корпуса люк искать. Иду, смотрю, не видно что-то его — люка. И тут Балласт меня зовет: нашел, мол. Подхожу, смотрю. Действительно дырка. Только формы интересной и производит движения странные. Вот вы, может, удивитесь, молодой человек, а мне, знаете, не до удивления было. Глянул я у носа в глубину. А там китовые усы громадные полощутся. Точно. На синего кита угодили. И тут еще из «люка» как даст залп воды метров на десять! Да, доложу вам, ситуация!
Промедление было смерти подобно. А отверстие еще расширилось. Так и есть, вдыхает! Сейчас нырнет. И от уже берега далеко ушли, не спрыгнешь. И зацепиться не за что. Тут он голову в воду погружает, и над поверхностью усы его китовые
Рыбки тропические мельтешат, коньки морские. Рыба пила, какой-то старый затонувший корвет на дрова пилит. А мы на манер рыб-прилипал, висим. Они тоже, вот так прилипнут к кому-нибудь и ездят «зайцами». Ну те-то к акулам в основном, почему-то… Кстати, акул я, вообще, опасаюсь, но не с китом. С китом, надо сказать, под водой спокойнее. Ощущается, все-таки, что рыба твоего уровня.
Однако, прилипалы-прилипалами, только чувствую я, что воздух кончается. И Балласт тоже показывает знаками, что его запасы кислорода на исходе. Но тут, к счастью, кит вверх пошел и через некоторое время, снова на поверхность вынырнул. Гляжу — и земля недалеко какая-то. Судя по желтому цвету — не Антарктида, значит, не замерзнем. Тут и приказал я оставить борт кита. А-то опять нырнет. Ну его! А сами вплавь до суши добрались. Гляжу: пальмы вокруг. Так и есть. Африка! Вот, думаю, нырнули так нырнули!
Сели под одно дерево отдыхать. И вдруг мне бац, что-то на голову… Поднимаю с земли. Сначала глазам не поверил, думал — шишка. Откуда в Африке шишки? Уж начал сомневаться, не в Сибирь ли мы попали? Оглянулся — песок вокруг, зебры, жирафы. Успокоился. Значит, Африка все таки. Тут и Балласт подсказывает: «Ананас, — говорит, — это. Я ананасовое варенье как-то ел. Так там точно такой же был нарисован, только больше». Пригляделся, действительно, ананас, но зеленый еще. Только, чего ж он упал, зеленый-то, я не сразу понял.
Вдруг слышу над головой скачет кто-то, ухает. И помощник мой кричит: «Обезьяны, боцман, обезьяны». Смотрю, и правда, прыгают по зеленым листьям, обдирают с дерева фрукты. Тут я острый приступ голода почувствовал. Вы, молодой человек, сами наверно знаете, как искупаешься, поплаваешь в речке или бассейне, сразу есть хочется. Но сколько там глубина, в речке? Метр? Два? А вот представьте, что вы на километр нырнули. Одно скажу: такого аппетита за собой не помню. Хотя его отсутствием никогда особо не страдал. Вот, стою под пальмой и думаю, как бы фруктами подзаправится? Только мартышки все спелые плоды пообрывали, одна зелень осталась. Балласт тут, конечно, некоторую неорганизованность проявил, пытался зеленые есть. Однако я его со своей стороны предостерег, что могут быть нежелательные последствия. Он послушался и зелень жевать бросил. Однако, подумав, я пришел к выводу, что зеленые ананасы — это тоже неплохо, в некотором роде — полуфабрикат. А если это полуфабрикат, то надо его просто фабрикатом сделать. Другими словами, довести до состояния зрелости. А что нужно для вышеупомянутого состояния? Вода и солнце. Ну, солнце, оно в Африке круглый год. А вот с водой сложнее. Вы, наверное, молодой человек, если достаточно начитаны, то, вероятно, слышали о том, что в тропиках ни весны, ни зимы, ни других привычных нам времен года нет, из-за соответствующего положения континента, в данном случае — Африканского, вблизи экватора. А экватор, как вы знаете, проходит в областях наиболее приближенных к солнцу из-за выпуклости нашей планеты. Вот и жарит там сильнее, и существуют только два сезона: сухой и дождливый. А объясняется их наличие, тем, что в сухой сезон вода из рек да озер испаряется и, когда она собирается в виде облаков в таком количестве, что более там не помещается и начинает выпадать на землю, наступает сезон дождей. Вот в сезон дождей-то, молодой человек, все растения и стараются созреть. А не успел — жди следующего года, когда дожди опять поливать начнут. Соответственно, для получения внесезонного урожая, стоит только дерево хорошо полить. Придя, к такому умозаключению, я отдал приказание собирать зеленые листья. Набрав достаточное количество, мы соорудили две эдаких корзиночки и принялись воду от моря к пальмам носить. Не лейки, конечно, да и протекают со всех сторон, но все же за два часа упорного труда, появились кое-какие результаты.
Ананасы, финики силу начали набирать, соком наливаться. Скоро уже ни одного зеленого не осталось — все поспели. Однако я решил, что этого мало. Удивляетесь? А вот сами подумайте. Ну, созрели они. И что дальше? Фрукты сами на землю не спустятся — их доставать как-то надо. А пока они на пальме висят, все равно — зеленые или спелые. Спелые даже еще хуже. Только дразнят. А в природе как? Когда созрел плод? Тогда упал! Иначе как он растением станет? В воздухе, знаете, хорошо, конечно, ветерок обдувает, солнышко, но только ни минералов, ни удобрений нет. А без этого, как ни крути, не прорастешь. Хоть ты трижды дерево. И скоро наши труды были вознаграждены. Как посыпались фрукты! Только увертывайся! Набрали всего, что можно. Ананасов, бананов разных сортов, фиников. Хоть лавочку открывай. Солоноватое правда все, от морской воды, наверное… Ну, поели. А тут и вечереть начало. Красиво! С одной стороны — джунгли, с другой — саванна. Вы никогда закат в саванне не видели? Зря! Прямо скажу — зря! На фоне огромного диска заходящего солнца по темной пустыне бродят антилопы, слоны… Впечатляющее зрелище! Только нужно быть в душе художником, чтобы это по достоинству оценить. А Балласт, к сожалению, оказался натурой не такой утонченной. Сидит-зевает.
Ладно, думаю, действительно, спать пора, нам завтра еще до Кейптауна добираться. Огляделся, смотрю — растение какое-то странное невдалеке. То ли выросло недавно, то ли не замечал раньше. Думаю, пустынное, наверное. Ствол такой из песка торчит, а крона на земле лежит. Пушистая. Самое подходящее место для ночлега. Балласт первым залез. Завалился в листья и тут же уснул.
А я лежу, моргаю. И сна ни в одном глазу. Как назло. Потом еще комары откуда-то появились, кусать начали. Помощник мой спит, хоть бы хны. Я даже какую-то обиду, что ли, почувствовал. Рядом товарищ мучается, а он спит. Тут еще гиена где-то хохотать начала. Я, вообще, человек не пугливый, но тут, сознаюсь, жутко стало. Потом гиена замолчала, кукушка куковать начала. Ну, стал я считать, сколько мне на роду написано.
До утра куковала. Правда, с перерывами, но до утра. У меня две тысячи семьдесят пять вышло. Что-то многовато получилось. Тогда я подумал, а, может, это у нее не года, а месяцы, или, того хуже, дни? Тогда совсем мало. Потом махнул я на это дело и овец считать начал. И что бы вы думали? Уснул. Так что, имейте в виду, овцы, они надежнее.
А утром просыпаюсь я от ощущения, что меня мелко, но часто подбрасывают, как макароны в дуршлаге. Открываю глаза и вижу, понимаете ли, проносящийся мимо африканский пейзаж. Реки, саванны, леса. А рядом со мной Балласт на нашем транспорте стоит в растерянности, с пуком страусиных перьев в руке. Я, естественно, интересуюсь, в чем дело и почему мы, так сказать, перемещаемся? Ну, помощник мой и рапортует, что, мол, утром хотел меня от солнца укрыть, чтобы не напекло. Только листики сорвал, а наш «кустик» как подпрыгнет и понесся галопом. Поглядел я вперед, а там страусиная голова, и под нами ноги толстые мелькают. Так и есть — едем на страусе.
Вы, молодой человек, может, слышали, что страусы во время опасности голову в песок прячут? Вот и ночуют также. А то, что я за ствол и крону принял, шеей оказалось, с телом и оперением. То-то я чувствовал, что спать больно мягко. Как на перине. Вот так-то! Ну, сверил я по солнцу наши координаты. Оказывается мы уже от Кейптауна недалеко и притом едем в нужную сторону с приличной скоростью. Шнурков десять делаем, не меньше.
Вы, может, знаете, что моряки скорость шнурками измеряют? Нет? Тогда объясню. Матросы на корабле специальный столб держат — штангельшнурок. А на нем шнурки висят связанные. Двадцать штук. И вот, чем быстрее судно идет, тем встречный воздушный поток сильнее их развивает. Если скорость слабая, то и полощутся, только один-два из десяти. А коли на полном ходу, то тут уж могут и все двадцать флагом вытянуться. Ну, едем, а я продолжаю пополнять образование моего воспитанника. «Вот это жираф, — говорю, — вон то — леопард, на дереве. А тот, что с волосами на голове, на манер короны, это лев — царь зверей».
Тем временем страус наш все дальше несется, ничего впереди не видит, то ли от страха, то ли от плохого зрения — уж не знаю. Только вдруг нырнул зачем-то в кусты какие-то. Потом оврагами побежал. Мы вцепились мертвой хваткой в перья и думаем о том, чтобы только не вывалится или чтоб нас какая ветка с нашего «скакуна» не смахнула. А тот выскакивает вдруг на проезжую часть и к городу — во все лопатки. И мы на нем, как два олуха. В плавках. Сначала я расстроился, что мы в городе вот так появляемся, а потом попробовал наше перемещение направлять. И, знаете, получилось! Прекрасно получилось. Я со своей стороны на страуса ногой нажму — он влево, Балласт со своей — вправо. И так мы, кварталами, кварталами и к порту. Уже и нужный нам корабль появился. Только тут какой-то из них опять как гуднет! Страус наш останавливается и на всем ходу голову в кадку какую-то с пальмой. А мы по инерции — дальше. Как в перья вцепились, так с ними и полетели, на манер стрижей. Описали такую дугу, и хлоп, прямо на палубу нашего корабля. А народу! И все — туристы разные. Неудобно как-то стало, что мы в таком виде.