Body-Бог, или Месть неандертальца
Шрифт:
И по Союзу на экскурсии не брал,
Держал в каком-то родовом гнезде нечернозёмном –
В Перми, во Пскове, в Костроме ли,
В Козельске или в Мухосранске.
Вот то ли дело бабы иудейские!
Любой Абрам и Моисей
Прекрасно знают: в жизни сей,
Внутри или вовне,
Жена – волшебный ключик мне.
Всё благо входит в дом благодаря жене!
А Нюрка русская
Бабла не может наварить,
Бабло ей скучно зоблить.
Зачем
Она как будто чемерицу съела.
К нехваткам ей не привыкать,
Была бы с шишками кровать.
БОДИ-БОГ (угрюмо).
Вам Святогоров чем мешал, любезный?
За что братва его свалила в бездну?
ИАКОВ (выпячивая губу).
Совался не в своё старик,
Он щёки раздувать привык…
(Иаков говорит, то и дело посматривая на Люцифера.
Люцифер, уставившись в лежащие перед ним бумаги,
потряхивает головой.)
БОДИ-БОГ.
На то он и Совок.
И Я суюсь, покуда Бог.
ИАКОВ.
Всё дело в том, что в старике не иссякала прыть.
А на местах тузам
Самим желалось «сёстрами» рулить.
Приёмышей от Святогорова мутило,
От воркотни его и поучений
Национальное сводило рыло.
А время безвозвратно уходило…
Он дед-то дед, Совок-то он Совок, да у Совка у деда
На выданьи косой десяток девок.
Старинушка болтал о славных битвах,
О стройках века на окраинах Руси.
А между тем, в садах благоуханных
На Западе, и на востоке, и на юге
Выгуливались свеженькие Ганны, Русалы и Яруси
И соком наливались вешним рано
Смуглянки большеглазые Мананы.
Понятно, что тузы сходились с ними, жили,
Не спрашивая дедовскую волю.
Но – исподволь.
Не то что Рашка-псой.
Этот у всех в глазах крутил с Настёнкой Хариусовой,
Такой же, как и сам, босой.
Но каждый местный хулиган, кунак-дашнак,
С улыбкой слушая почтенного Ивана,
Бурчал в усы:
«Ай, в рот тебе банан!»
Ивану бы не петушиться,
Могло бы по-другому порешиться.
Но что же делать, как же быть?
Ребро бесовское имело место быть!
ИНАКОМЫСЛЯЩИЙ ИАКОВ
ЛЮЦИФЕР (сурово).
Несёте, дорогой, пургу.
Давайте ближе к сговору!
ИАКОВ (тяжело вздыхая).
Я, господа, издавна по России круживал,
Дедов и прадедов Совка обслуживал.
Меня пригрел покойный император Павел.
(Он бы и ныне, полностью сойдя с резьбы,
Отлично Русью правил.)
Как человек я компанейский,
При Николашке сетевые кабаки держал
По всей России Европейской.
Ильич меня ценил, законом строгим охранял.
Иосиф, правда что, немножечко гонял.
Но при Андропове и Горбачёве я снова всплыл,
Как закадычный русофил.
На радио, по телеку – Маркс твою Энгельс! –
Орывал,
К Ремарку Рашку прилучал,
К «Скотному…» Оруэлла!
Раша Иванович меня
В «Листах литературных» читывал,
Где я хульные мысли под хитрым ником ныкал.
За правду, за гулажью дерзость,
С Исаичем и Галичем на равных
Отважным диссидентом почитал.
Частенько с Рашкой толковал я по душе
При включенном на полную катушку душе…
И всякий раз, как Рашке избираться –
В Верховный там Совет или куда –
Я за него, за братца,
Руками и ногами агитировал
И всем, что может подниматься!
ЛЮЦИФЕР.
Гал! Гал! Довольно, чать!
Извольте, «диссидент», на следствия вопросы отвечать!
Суду нужны подробности преступной акции –
Ночной Ивановой кастрации.
Как укрепились вы в своём решеньи дерзком,
Как оказался Святогоров
В охотничьем именье Беловежском?
ИАКОВ (подумав и потянув носом).
Как совершился путь совковский крестный?
Вопрос, как говорится, интересный…
Они Ивана затащили в Беловежье,
Вроде как на охоту.
Но только, выпив, он им говорит, уняв икоту:
«Вы угощайтесь тут, а я пойду помоюсь да сосну,
Что-то ведёт меня ко сну.
Мотрите, дети,
Казённую посуду не побейте!»
Любил помыться Ваня, заняться за собой уходом.
По молодости было некогда –
То Соловки, то заграничные походы…
Короче, дёрнул старче гранчака
И, уходя, в дверях чеканит:
«Помру, что будете жевать? Друг друга?
Ворюга на ворюге…
Поедете с катушек,
Начнётся бордальеро, дойдёте до хлопушек.
Замучаете Рашку, вот что обидно, мля!