Body-Бог, или Месть неандертальца
Шрифт:
Сведёт барыш в лопатнике пустом,
А вечером напьется на фанерной даче,
Да разведет гармонь,
Затянет про любовь да про удачу –
Тут барда нашего не тронь!
Я за углом стоял намедни,
Так думал, что растопит мне
Сугроб души и сердца лeдник…
ИВАН-ЧАЙ
(Романс Рашки Святогорова)
Отгорели яблони в саду,
Лист
Я теперь тропинки не найду
В ту страну, где сердце умирает…
Милая, любимая, прощай!
Нищая любовь недолговечна.
На межах курится иван-чай,
Кумачовый тлен на землю мечет.
Лишь в осенней темени огни
На проезжей на большой дороге
Освещают прожитые дни,
Сладостные муки и тревоги.
Помнишь ли, родная, белый май,
Как сходились мы с тобой когда-то.
На межах курится иван-чай,
Застилая дымом боль утраты…
(Боди-Бог мрачнеет. Исида смахивает невольную слезу.
Иаков, переводя взглядс председателя Суда на адвоката,
недоумённо жует губами.)
РАЗНЫЕ СУДЬБЫ
БОДИ-БОГ (Иакову).
По-моему, ты перепутал ипостаси,
Смешал добро и зло.
Ты в здравом ли уме?
В сомненьи Я зело.
Что скажешь Нам хорошего, герой,
Об Анне Святогоровой
И о Настасье Рашкиной?
ИАКОВ (с жаром).
Оставьте, господа, сомнения:
Мужчины в просветлённом состоянии,
Просветлены и пассии не менее!
С помощью божией
На знойном страсти ложе
Девицы по ночам хлопочут
А по утрам добытое итожат.
(Люциферу торжествующе.)
Зелёное приходуют, сто баксов за визит!
Вопрос о рыжиках у тёлок не стоит.
(Тоном ниже, деловито.)
Но судьбы разные, как номера «Шанели»:
Одна на содержании тасует радостные дни,
Другая поспевает на панели.
Анастасия к Исааву прибилась, русскому поэту.
Они напоминают Фауста и Грету,
Когда жар похоти у Фауста высок,
И Гретхен свой ещё не схлопотала срок…
БОДИ-БОГ.
Какой такой Исав?
ИАКОВ.
(Молитвенно сложив руки.)
Мой рыжий брат, поэт, в делах сердечных ас,
Любитель «баб за баксы».
Всю жизнь он отличался мотством.
Он мне загнал, как древле брату Исаав,
За чечевицу первородство.
Мы в перестройку фарцевали с ним
Тряпьем дешёвым,
Потом – билетами под портиком Большого.
Тогда Отца народов прессовали дико,
Отменно шли билеты на «Эдипа».
Совки гнобили сообща вождя-тирана,
А мы, кто поумней, засохшие расчёсывали раны.
За годом – год, за гадом – гад.
Рождался новый, наш уклад.
Слепил июнь. Гороховицею
Шибала в голову акация…
Исаву шибанула в голову моча –
В писатели он двинул сгоряча.
Шутейно продал мне Исав
За доллар под цветущею акацией
Пакетом собственные акции!
Я стал единственным хозяином компании,
Дела повел с Китаем, Турцией и Данией.
Чай, сигареты, кофе, барахло для спорта…
А после Беловежья пристроил царь Борис меня
В программу нефтяного экспорта.
Его слова забыть нельзя.
Вот, он сказал, друзья,
Достойный перед нами, понимаешь, человек.
Явился в Беловежье он в одной рубашке,
А между тем, прекрасно вёл буфет.
Дадим ему трубу,
Раз у него другой недвижимости нет!
…Банкротства, рейдерства, аукционы, опционы,
Бюджетных рыжиков вагоны…
Исав же с прибылью остался нулевой
И с огненной лопатой-бородой.
Без денег бедствовал бездельник,
Забыл, как есть и пить от пуза,
И в довершенье бед –
Внимай сюда, жестоковыйный Люцифер! –
Поскольку братец не платил
Любимой женщине порносов,
От автора эклог и стансов
Сбежала муза – Сара Сорокер
С удачливым паскудой-коммерсантом…
Но как-то раз ужален был я мыслью:
Подумалось, а что бы мне лентяю рыжему,
В ту пору промотавшемуся в дым,
Не подмогнуть кредитом целевым?
При этой мысли – боже мой! –
Мне боль по сердцу полоснула бритвой:
Ведь с ним моих заёмщиков бы прибыло,