Боец десантной бригады
Шрифт:
Допрос, вопрос и прочая военная лабуда нас меньше всего интересуют. А вот как курочку сготовить, да еще и в горах, да без костра, и все это за пять минут – вот это серьезный вопрос, самый насущный на данный момент. Но для нас он не проблема. То, что часть почвы из глины, мы, еще когда окопчики отрывали, приметили. Курочка потрошится ножичком, обмазывается мокрой глиной и… достается входящий в боевой комплект пирофакел, он же сигнальный огонь. Курочка им как в жаровне обрабатывается. Температура и скорость горения у пирофакела высокие, как и обещали: пять минут – и птица готова к употреблению. Во как! Согласитесь, мы достойные потомки того солдата, что кашу из топора варил. Да, жрать захочешь – всему научишься и по-всякому исхитришься. Вместе с глиной и перья куриные отваливаются; кушать подано, жрите, товарищи солдаты. С одной стороны курочка пережарена
«Товарищи солдаты! – лежа с закрытыми глазами, вспоминаю я, как читает лекции выхоленный в новеньком, отлично подогнанном обмундировании молодой подполковник из политотдела округа. – Здесь, в Афганистане, вы в первую очередь защищаете южные рубежи нашей Родины!»
Дело было весной. Согнали нас на лекцию, а мы только из очередной операции пришли, толком еще не отдохнули. На хрен нам эта лекция нужна, но слушаем. Голос у подполковника громкий, а уши не заткнешь. От скуки смотрю по сторонам. Вижу, знакомый боец из комендантского взвода бегает мимо нас: туда – на склад, сюда – в штаб бригады. Туда-сюда. В руках у него вместительный общевойсковой вещмешок; со склада несется – мешок пухлый, из штаба бежит – мешок обвисший. Солдат я опытный и всегда готов к бою: «А где бы чего пожрать урвать?» Делаю вид, что покидаю лекцию по великой и неотложной нужде. Недовольно смотрит на меня политработник, я ручкой животик потираю и гримасу строю жалостливую, извиняющуюся, типа того: «Рад бы вас и дальше слушать, товарищ комиссар, да вот ведь какая незадача, животик заболел, в сортир надо». Вышел, притаился за палатками и комендантскую обслугу ловлю. Бежит со склада, милый, с полным мешком.
– Стой! – я хватаю парня за руки.
Останавливается и, придерживая за лямки вещмешок, растерянно смотрит на меня. Невысокий обгоревший под весенним солнцем солдат.
– Да ты чего? Сдурел?!
Для нас, бойцов строевых рот, комендантский взвод – это второй сорт, «чмо», одним словом, и отношение к нему полупрезрительное.
– Делись! – злобно и уверенно рявкаю я и киваю на мешок.
Знает «герой» из комендантского взвода: не поделится, то, когда заступит наша рота в караул по охране штаба, так в эту же ночь его подловят и так по шее дадут – мало не покажется. А виновных-то и не найдут. Помнит «герой» и такой случай. Ловили мы один раз писарька штабного, заподлянку он одному парню устроил. А писарь, как только наша рота в караул заступает, так ночью носа из своей палатки не высовывает. А мы ночью закидываем в окошко палатки дымовую шашку. Дым валит, и писарь, разевая рот, из палатки в одних трусах вываливается, а тут его уже ждут. Всего-то минута делов, и была рожа у писаря холено-розовая, а стала красно-синяя. А еще через пару деньков его к нам в роту переводят служить. Наша вторая, она как штрафная была: всех залетчиков из бригады в нее спихивали, а наш ротный всех в чувство приводил, каждого залетчика по-военному обучал любить Родину и службу. Медленно, спотыкаясь, идет к нам писарь, а сам голову понурил и по ходу движения тяжко так вздыхает. Не дрейфь, солдат! У нас зря еще никого не били. Ты ж теперь из наших будешь, ты таперича боец первого взвода второй роты. Милости просим в горы, под пули, там посмотрим, чего ты ст'oишь, а уж потом и решим… И что бы вы думали? Нормальный парень оказался, в горах не ныл, в бою не трусил, товарищей не закладывал. И польза всей роте от него большая была. Он же все ходы-выходы в штабе бригады знал, и дружки у него там остались. Как к нам внеплановая проверка из штаба идет, так и офицеры, и солдаты о ней уж заранее знают. Прозвище этому экс-писарю соответствующее дали: «Разведчик». А что, вполне подходит: он как наш резидент при штабе бригады был и агентуру там свою имел. Одно слово: «Разведчик».
– Делись! – повторяю я комендантскому воину и тяну на себя лямки мешка.
– Это из личных запасов комбрига, – сопротивляется «герой» – комендач.
Хоть и боится он, но твердо защищает личную собственность командира бригады подполковника Карнаухова, проявляя при этом личное мужество и героизм.
– Ты понимаешь, – сбивчиво начинает объяснять он, крепко сжимая лямки мешка, – эти мудилы из округа, как прибыли, так уже второй день жрут и пьют как свиньи, все наличную водку выпили; вот комбриг и приказал НЗ санчасти раскупорить, у них там литр медицинского спирта на крайний случай остался. А эти суки еще барахла требуют им достать, разведроту уже на операцию отправили…
– Ну раз такое дело, – отступаю я, – то лети.
Возвращаюсь на лекцию и слышу, как продолжает работать языком политработник:
– Выше держите знамя советского интернационализма, как зеницу ока храните честь воина-десантника! Помните: по вас будут судить обо всем нашем народе…
От отвращения закрываю глаза. Хоть не видеть эту мразь. Сука! А если кто из ребят разведроты, добывая тебе барахло, погибнет, тогда как? А скольких афганцев они убьют?
…Слышу негромкий голос лейтенанта Петровского: «Подъем, ребята». Я открываю глаза. Хватит воспоминаниям предаваться, все уже собираются.
Подъем, третий взвод; вперед, вторая рота, пора выдвигаться. Слушай команду, первый батальон: «Идите защищать в чужой стране южные рубежи нашей Родины». При этом приказано нам: «Выше держать знамя советского интернационализма; как зеницу ока хранить честь воина-десантника».
Вот только не надо судить по нас обо всем нашем народе.
– Смотри! – легко толкает меня плечом стоящий рядом Муха и заливается булькающим смехом: – А наши-то минометчики…
Оборачиваюсь и легонько пожимаю плечами: эка невидаль, самое обычное дело. Наши минометчики пленных духов в Советскую Армию призвали. Из нашей роты из четырех минометных расчетов только один с нами в операции участвовал. Видать, на допросе духи до жопы раскололись, вот их в «сады для праведных» и не отправили. И послали их не к «чудным девам, жемчугу подобным», а к усталой грязной солдатне, таскать по горам минометы. Да, товарищи духи, таскаться с минометом по горам – это вам не в райских садах с полногрудыми девами вступать в интимные отношения. Вот теперь и запомните, что такое миномет. А еще и лотки с минами, которые вам тащить придется. А коварные и довольные «гяуры» – минометчики налегке рядом с вами пойдут. Только прицел миномета вам тащить не доверят – его командир расчета сам понесет, невелика тяжесть.
– Мы, значит, их взяли, – показывает пальцем в сторону пленных подошедший к нам Леха, от возмущения и обиды весь красный. – А как их использовать, так другим?!
– Да пошли они все на… – кричу я и тоже чувствую, как закипаю от обиды и несправедливости. – Скидывай РД, ребята!
Разом скинули РД – а там, кроме боеприпасов и всякой прочей военной дребедени и амуниции, у каждого по две мины к ротному миномету. Чтобы минометный расчет разгрузить, каждому бойцу из роты еще перед началом операции по две мины всучили. Такая мина тоже, между прочим, не легкая штука, а в горах каждый лишний грамм тонной давит.
Перед началом марша идем отдавать мины минометчикам, те такое добро ни в какую брать не хотят. Сначала переругиваемся:
– Возьми свою херню! – требую я и протягиваю мину.
– Да на хрена она мне нужна? – искренне недоумевая, отказывается и.о. командира четвертого минометного взвода, чернявый плотный старший сержант Жук и заводит руки за спину.
– Возьми, сука, – наседаю я, – а то хуже будет!
– Ой! Испугал! – презрительно отвечает здоровенный Жук и ехидно улыбается.
– Ну ты и гад, – изумляюсь я его наглости.
– Да я тебя… – рычит Жук и, наступая на меня, сжимает кулаки.
Дело до драки не доходит. Услышав перебранку, командир роты с ленцой подходит к нам, ковыряя пальцем в зубах. Сожрал уже принесенную нами курятину, довольно отмечаю я. Капитан Акосов, невозмутимо продолжая ковыряться в зубах, слушает обе стороны. Он русский человек, а вот решение выносит чисто еврейское; ну, прямо соломоново решение! Сплюнув застрявшее в зубах мясо, он закуривает и преспокойненько заявляет:
– Сами разбирайтесь. – Выпускает из легких сигаретный дымок и, широко улыбаясь, уточняет: – Или мины у третьего взвода остаются – тогда и пленные им под охрану переходят; или минометчики свои боеприпасы забирают, а им в помощь мы афганских добровольцев передаем.
Стоя чуть поодаль и примеряя походные ремни минометного ствола, лафета и плиты, посматривают на нас бывшие душманы, а теперь разом перевоспитанные и призванные в Советскую Армию «добровольцы». Что они там про нас думают?
– Давай мины сюда, – с лютой злобой соглашается принять боеприпасы Жук.