Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи
Шрифт:
О развитии переговоров судить сложно из-за явных расхождений между рассказом Анны Комниной и западными источниками, которые рассказывают о них запутанно, сжато, порой несвязно, нарушая последовательность фактов, исключительно ради того, чтобы показать «плачевный» результат, следствие вероломства императора, враждебно настроенного к «рыцарям Христа». Так, в частности, обстоит дело с норманнским Анонимом. После того как Боэмунда устроили подобающим образом, император пригласил его на встречу:
«Когда император услышал, что к нему пришел достойнейший муж Боэмунд, он приказал подобающим образом его принять и разместить вне города в безопасности. После того как тот расположился, император послал к нему, чтобы он пришел говорить с ним с глазу на глаз. Туда же прибыл герцог Готфрид со своим братом. Затем подошел к городу и граф Сен-Жильский. В тот час император, кипя и содрогаясь от гнева, раздумывал,
258
Деяния франков… C. 157.
Тем не менее они это сделали, о чем автор тут же сожалеет:
«Быть может, наши предводители еще не раз будут нас обманывать. Что они будут делать в последний час? Скажут, что-де ввиду необходимости волей-неволей унизили себя перед негоднейшим из императоров!» [259]
Думаю, не стоит вновь указывать на явную антивизантийскую направленность этого текста. Вместо этого обратим внимание на хронологические нестыковки и противоречия. Прежде всего, автор пишет о «тайной беседе»… в которой, однако, участвуют Готфрид и Балдуин; больше он о ней ничего не сообщает, но тут же упоминает о приближении графа Тулузского, которому не придает никакой роли (граф еще далеко). Затем Аноним говорит о собрании знатных греческих горожан, желавших причинить ущерб Христову воинству; они сумели добиться этого, желая навязать всем предводителям крестоносного рыцарства клятву верности, от чего те отказались, считая это недостойным. Потом, после обещаний императора, которые он не сдержит, они, ссылаясь на необходимость, согласились на это условие.
259
Там же.
Путаница в рассказе допущена, вероятно, сознательно. Здесь явно просвечивает замешательство автора, неспособного описать ход дипломатических бесед, на которых он не присутствовал. Его «господин» Боэмунд играл в них важную роль, однако они привели к соглашениям, которые редактор осуждал; к тому же впоследствии они поставили Боэмунда в затруднительное положение. В результате по воле редактора в повествовании появилась своего рода «художественная расплывчатость», а акцент был перенесен на вероломство басилевса и на чрезмерную легковерность Боэмунда и других предводителей (кроме Танкреда), полагавших, что в силу необходимости они вынуждены согласиться на условия несправедливого императора [260] .
260
В противовес тому, что утверждает в своей превосходной статье Дж. Рубинштейн (Rubenstein J. What is the Gesta Francorum, and who was Peter Tudebode? // Revue Mabillon. Nouvelle serie, 16. T. 77, 2005. P. 179–204 (в частности, p. 185–187)), я полагаю, что вводные критические замечания в адрес Боэмунда служат, в конечном счете, пропаганде норманнского вождя, поскольку они подчеркивают, что он сделал все, чтобы договориться с Алексеем, с риском разочаровать даже самых своих горячих сторонников. Вина, таким образом, целиком и полностью возложена на басилевса. Именно по этой причине, на мой взгляд, Боэмунд оставил эту критику в тексте «Деяний франков», дошедшем до нас в несколько «ретушированном» виде.
Альберт Ахенский посвятил переговорам столь же краткий рассказ. Он уточнил, однако, что Алексей и Боэмунд заключили соглашение, проведя перед этим несколько совещаний. В конце концов, Боэмунд стал «человеком императора», он дал клятву верности и обязался «не держать в своей власти» никаких земель в империи, за исключением тех, что дарует ему император или изъявит на то согласие [261] . Последнее замечание часто воспринимали как вводное, порицающее захват Антиохии Боэмундом. Возможно, но уверенности в этом
261
Albert d’Aix, II, c. 18. P. 312: «Deinde, diuersis colloquiis et consiliis inter se habitis Boemundus homo imperatoris factus est cum iuramento et fide data pactus cum eo quod nihil de regno eius sibi retineret, nisi ex eius gratia et consensu». Условия, очевидно, вассальные.
Анна Комнина, напротив, задерживается на обстоятельствах беседы, о которой ей мог рассказать отец. Конечно, Анна — не менее пристрастный автор, но она более точна в описании развития событий. Лишь она говорит о том, что после принесения клятвы Готфридом, но перед встречей с Боэмундом, басилевс принял у себя некоего предводителя крестоносцев Рауля в сопровождении других военачальников. Алексей, следуя своему обычаю, пожелал принять их поодиночке, чтобы побеседовать с ними с глазу на глаз и завоевать их расположение дарами. Таким образом, можно было надеяться, что впоследствии эти предводители похода склонят на его сторону и других. Однако, добавляет принцесса, они не дали себя убедить, поскольку ожидали прихода Боэмунда. Можно ли предположить, что среди них были «лангобарды», пришедшие раньше Боэмунда или уцелевшие после разгрома при Цивитоте? Вполне возможно.
Во всяком случае, Алексей понимал, что соглашения с предводителями следует добиться как можно скорее: он прибег к помощи Готфрида, находившегося на другом берегу Босфора, чтобы вынудить их раскаяться и принести клятву, что они в конце концов и сделали. Возможно, это произошло на той самой встрече, о которой упоминает Аноним в приведенном выше отрывке, что подтвердило бы присутствие среди них норманнов и объяснило расхождения в рассказах. В ходе этой встречи, после принесения клятвы и присяги (описанной, к тому же, как вассальная), один из предводителей, француз, позволил себе сесть на императорский трон — вопреки этикету, предписанному басилевсом, который желал тем самым произвести впечатление на своих гостей… Как видно, безуспешно, в случае с этим рыцарем, незнакомым с византийскими обычаями. Брат Готфрида Балдуин, вмешавшись, заставил невежу подняться с трона:
«Нельзя так поступать, ведь ты обещал служить императору. Да и не в обычае у ромейских императоров, чтобы их подданные сидели рядом с ними. Тот же, кто, поклявшись, стал слугой его царственности, должен соблюдать обычаи страны» [262] .
Рыцарь уступил, но процедил на своем языке в сторону Алексея: «Экий, однако, мужлан! Сидит один, когда вокруг него стоит столько доблестных военачальников!» Норманнские рыцари, восхваляемые Раулем Канским и норманнским Анонимом, не держали иных речей…
262
Анна Комнина. Указ. соч. С. 288.
Далее Анна рассказывает о переговорах своего отца с Боэмундом. Она уточняет, что первая их встреча проходила, по уговору, без свидетелей. Боэмунд, по ее мнению, желал войти в милость басилевса, скрывая от него свои враждебные намерения, чтобы добиться от него того, чего ему не позволяли его скромные средства.
«Император, давно знакомый с его интригами, с его коварным и обманчивым нравом, тоже торопился встретиться с ним раньше, чем прибудут остальные графы, хотел выслушать его и убедить переправиться через пролив до их прихода, ибо опасался, что Боэмунд, соединившись с теми, кто вот-вот должен был появиться, может обратить их мысли в дурную сторону» [263] .
263
Анна Комнина. Указ. соч. С. 288–289.
Алексей принял Боэмунда учтиво, с улыбкой, намекнув в шутку на их былую вражду и «прозондировав» его намерения. Боэмунд любезно отвечал на вопросы, утверждая, что на сей раз он явился как друг, а не как противник. Казалось, ему не претило дать требуемую клятву верности. Рассудив, что его гость утомлен путешествием, Алексей решил возобновить беседу на следующий день. Боэмунд удалился в свои покои, в монастырь Святого Козьмы и Святого Дамиана, находившийся неподалеку от богатого Влахернского дворца, где он был принят.