Боевая машина любви
Шрифт:
Женщина упала на колени, закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Сиятельная? Чернь? О Варан, ты ввергаешься в пучину, откуда нет возврата! – актер, изображавший гнорра, откинул голову назад, прикрыл глаза кончиками пальцев и застыл в этой манерной позе.
«Странно, – подумал Эгин. – Речь, похоже, идет о Черном Мятеже, который был много лет назад. При этом гнорр и Сиятельная – любовники. Чушь какая-то…»
– Но самое печальное, что всему виной это проклятое землетрясение, игра бездумной стихии, – простонал
– И все-таки я верю, что народ, Сиятельная и Истина воссоединятся! – твердо сказал Первый Кормчий, метнув в зал неистовый взгляд.
Заиграла бравурная военная музыка. В оконном проеме, который прежде был заполнен равномерной голубизной, поползли острия копий и навершия алебард. Раздался мерный топот марширующих колонн. Надо полагать, там, за окном, проходила варанская армия.
Актеры повернулись к залу, поклонились. Сверху начал опускаться занавес. По мере движения занавеса театральная прислуга одну за другой зажигала лампы на стенах и в проходах между креслами.
В зале стало очень светло.
На сцену перед занавесом выскочили мужчина и женщина. Рубаха мужчины и платье женщины были сплошь усеяны мелким черным жемчугом.
– Граждане Ита, гости и спасители города! Вы смотрели Варан, явление шестьсот девятнадцатое! Напоминаем, что следующее явление Варана состоится через неделю, – сообщил мужчина.
– Через полчаса мы даем двести восьмое явление Орина, – подхватила женщина. – К сожалению, мы должны будем просить всех гостей и спасителей города покинуть зал. Среди последних известий содержатся сцены, которые могут оскорбить нравственность и целомудрие…
Ее голос потонул в свисте, топоте, визге и улюлюканьи зала. При этом, как мог заметить Эгин, свистели и визжали итские граждане, причем явно не от возмущения, а, скорее, выражая переполнявший их восторг. А «гости и спасители» в лице десятка мужчин с разновозрастными мальчиками только пожимали плечами. Уходить они, впрочем, не спешили.
Когда гомон улегся, женщина улыбнулась и провозгласила:
– А теперь то, ради чего многие из вас проделали далекий и нелегкий путь! На сцене нашего театра – знаменитые волшебные торги!
Снова прогремел гром. И снова – неотличимый от настоящего.
Занавес споро взлетел вверх. На сцене стояли несколько массивных предметов в рост человека, полностью скрытых покрывалами из белой ткани.
Несколько обнаженных по пояс мордоворотов с крупными лохматыми собаками переминались с ноги на ногу по обе стороны от затаившейся экспозиции. Не было сомнений, что псы в любое мгновение могут быть спущены с цепей. Зачем – оставалось под вопросом.
Перед загадочными предметами стоял длинноногий мужчина с несимпатичным брюхом, которое выпирало едва ли не на пол-локтя от пряжки пояса. В одной руке мужчина держал жезл с рогатым кольцом, в другой – закрученный спиралью духовой рожок.
– Позиция первая. Улитки музыкальные! Семь игл с торжественными маршами времен владыки Геолма! В придачу: сливовый саженец в кадке, пояснительный пергамент и разрешение на вывоз! Условия торга: дуэль на затупленных мечах!
Мужчина протрубил в рожок. Два мордоворота совлекли покрывало с крайнего предмета.
На высоком столике стоял стеклянный куб, в котором находились уже знакомые Эгину по итской заставе улитки, длинные иглы и обещанный саженец в кадке. Рядом лежали два широких полуторных меча.
На сцене, словно из-под земли, возник претендент на заявленную позицию торгов.
«Похоже, никакой дуэли не будет», – подумал Эгин.
Мало того, что претендент был выше любого из мордоворотов. Мало того, что меч, который он схватил со столика, сразу же описал в его умелых руках гудящую «двойную восьмерку». Но, главное, лицо у претендента было настолько неприятным, отталкивающим, потусторонним, что сам Эгин, пожалуй, стал бы драться с таким в самом крайнем случае. Ради жизни своей или чужой – да. Но ради каких-то музыкальных улиток – увольте.
Претендент ловко вогнал затупленный клинок между досками сцены и сложил руки на груди, высокомерно озирая зал.
– Вызов брошен, господа! – объявил ведущий торгов. – Итак, позиция первая! Счет один!
Рявкнул рожок. Зал застыл. Никто не решался принять вызов.
– Счет два! – и снова вскрик рожка.
– Счет три!
Ведущий опустил рожок, распахнул пасть пошире и сообщил:
– Вызов…
– …принят! – подхватил какой-то безумец, подымаясь на сцену.
Зрители зашушукались.
Человека, принявшего вызов, Эгин узнал сразу. Это был Милас.
«Он-то что здесь делает?»
Эгин не обманулся в своих ожиданиях. Дуэли действительно не случилось.
Стоило Миласу взять в руки второй меч, как самовлюбленный любитель музыкальных улиток сразу же положил свой клинок обратно на стол и благоразумно ретировался. Похоже, Милас был узнан не только Эгином…
Театральный торговец перебросился с Миласом парой слов вполголоса.
– Итак, первая позиция закрыта! Она досталась благородному гиазиру, пожелавшему остаться неизвестным!
Милас вразвалочку вернулся на свое место. Помощники театрального торговца унесли прочь стеклянный резервуар с приобретенными улитками.
– Позиция вторая! Диадема из зубов хрустального сомика! Начальная цена – тысяча золотых монет. Условия торга: шаг цены не меньше пятидесяти.
Диадема тоже была заключена в стеклянный сосуд. Материал конических многогранных призм, из которых она была набрана, по виду и впрямь напоминал хрусталь.
«Судя по зубам, тварь только называется „сомиком“, – подумал Эгин. – Такие впору океанской акуле.»