Боевая машина любви
Шрифт:
Вокруг диадемы разыгралась сверхбыстрая баталия. В итоге диадему уволокла заезжая аристократическая чета, завинтившая цену до двух с половиной тысяч.
Третьей позицией оказалось нечто, чье специфическое диалектное название Эгин попросту не понял. Как только было совлечено покрывало, существо, находившееся в клетке, вырвалось на волю.
Существо сделало несколько прыжков по сцене и было разодрано в клочья спущенными с цепей псами.
Торговец принес свои торопливые извинения. Эгин подумал, что подобного рода «побеги»
Когда псов оттащили, а сцену вытерли, пришел черед четвертой позиции торгов.
«Эгин, прощайте!»
Эгин испуганно огляделся по сторонам. Никого. Кругом – прежняя непроглядная темень.
Крик донесся, казалось, из какой-то бесконечно удаленной точки. Складывалось впечатление, что до Эгина пытались докричаться едва ли не с противоположного берега озера.
«Не ждите!..» – еще тише.
Это был голос Лагхи. Но откуда?
Эгин боялся признаться себе, что знает ответ на этот вопрос.
– …единственным в своем роде обнаружителем духов и нечисти! Условия торга: взаимная приязнь!
Покрывало было сорвано. В стеклянном шаре, полностью заполненном водой, висели три больших полупрозрачных креветки.
«Да это же наш, варанский Зрак Истины», – подумал Эгин.
«И не ищите!..» – эти слова Лагхи стали последними, которые смогли превозмочь предел чувствительности Эгинова сна.
Креветки полыхнули малиновым светом. Неподдельно перепуганный распорядитель шарахнулся к краю сцены, покачнулся и, не удержав равновесие, свалился вниз.
Громко залаяли псы. Охранники торгов быстро-быстро зашарили глазами по стенам и потолку. Один из них – надо полагать, начальник – подбежал к Зраку Истины и начал обозревать сквозь него зрителей, потолок и стены.
Креветки бесновались.
– Нежить! – визгливо вскрикнула какая-то женщина.
– Господа, среди нас призрак! – подхватил мужской бас.
– Он там! – уверенно сказал один из охранников, указывая пальцем прямо на Эгина.
«Сами вы нежить, – обиженно подумал Эгин, на всякий случай отходя от высокого оконца. – А теперь внимание: я сплю. Я сплю… Сколь бы подлинным не казалось мне происходящее, я сейчас нахожусь не в театре, а в подъемнике. Я знаю три доказательства…»
На Эгина обрушился свет. Это открылись одновременно две огромных двери, которые, оказывается, находились по обе стороны от него, в тридцати шагах слева и справа.
«Первое: я не помню, как оказался здесь.»
Вместо людей в дверях показались омерзительные, бесхвостые и голые, коты. В отличие от людей, они видели Эгина.
«Второе: со мной нет Есмара и я не помню, почему это так.»
Самый отважный кот, ловко увернувшись от «облачного» клинка, споро взбежал по его ноге и, прокусив полу камзола, впился зубами в бедро.
«О Шилол!!!»
Следующему коту повезло меньше. Его Эгин смог вернуть в гущу нападающих тварей ловким ударом ноги.
«Третье: на меня отреагировали креветки в Зраке Истины. Значит, здесь нахожусь не я, а мое призрачное подобие. Я должен пробудиться!»
Еще два вертких урода были разорваны в клочья сработавшими шардевкатрановыми доспехами. Но остальные уже нависли на руках…
Пробуждение не приходило. Все происходящее было реальным до одури. Эгину стало страшно.
Хлопок по макушке был таким сильным и оглушительно хрустким, что на мгновение почудилось: череп треснул, как яичная скорлупа.
Свернулись невесомыми белесыми хлопьями и опали на пол оголтелые коты. Вслед за ними осыпались шелухой стены Волшебного театра, потолок, опоясывающие здание вереницы гладких незатейливых колонн.
И, словно бы проявляясь сквозь истончающуюся толщу воды, словно бы складываясь из бесконечно дробящейся до мельчайших деталей мозаики, на Эгина обрушились лица, запахи, звуки и настоящая, подлинная боль.
Зудела щека, оцарапанная порванной струной.
От макушки к вискам сползала тяжелая одурь.
За шиворотом кололась мелкая деревянная труха.
– Вы так страшно гримасничали во сне, и все не хотели просыпаться… – виновато сказала яркая девица. – Похожи были на какого-то утопленника. Или эпилептика?..
– Ваш слуга разрешил будить вас любой ценой! – подхватил огненноокий юноша, демонстрируя гриф разбитой каниойфаммы, на котором на одной-единственный уцелевшей струне болталась пара щепок.
Как убедился Эгин, с трудом повернув затекшую шею, «слуга» тоже был здесь.
В глазах Есмара стояли слезы. Но мальчик уже улыбался.
– Мы приехали, – сказал он. – Вон Волшебный театр виднеется.
– Это здорово, – эгинов язык еле ворочался. – Но больше нам туда не надо.
ГЛАВА 27. ЛЮБОВЬ НЕ РЖАВЕЕТ
С отъездом Зверды на Ларафа напала хандра.
Исчез аппетит. Придворные развратницы словно по команде перестали вызывать в нем даже намек на любовное влечение. Ларафа начинало мутить от одного вида госпожи Элии. От улыбки Стигелины его бросало в дрожь. К счастью, Сайла выехала в свое имение под Урталаргисом. Лараф благодарил судьбу за то, что княгиня избавила его от необходимости объясняться в причинах своей неожиданной холодности.
Одна Овель все еще представлялась Ларафу достаточно привлекательной с точки зрения любовных подвигов.