Боевая тревога
Шрифт:
– Отчаливаем в восемнадцать ноль-ноль. Прошу не опаздывать. – Первым встал и сошел на берег.
Шлюпку подтянули на сушу повыше, привязали к камню и начали раздеваться. Кузьменко купаться в этом месте не стал. У него было свое, любимое место. Он пошел дальше вдоль берега. Вода с тихим шепотом брызгала на ботинки, оставляя на них прозрачные, похожие на росу капли. Сочно пахло травой, цветами, пашней. Вдали невысокие плоские горы на фоне голубизны неба казались клубами сиреневого дыма. Нагретый солнцем воздух струился, словно стекали с неба тоненькие дождевые нити.
Курсанты с криком и хохотом уже плескались в воде,
Он шел, ступая широко и твердо, как на палубе во время качки, – все еще не верилось ему, что он уже на земле. Весь насыщенный напряженными событиями прошедших дней, Кузьменко жил ими и сейчас, жил, конечно, подсознательно, помимо своей воли. Ему еще чудились команды, грохот матросских ботинок по железному трапу, гремели в ушах залпы орудий главного калибра. Звенело в голове после залпов… И Кузьменко, желая как можно скорее отвлечься, побежал, стараясь движениями и физическими усилиями настроиться на отдых. Он вскакивал на валуны, а оттуда, приседая, спрыгивал на песок, хватал в руки камни, бросал их в воду, уклоняясь от брызг. И вскоре отошел, расслабился, успокоился, лег на траву.
Речная вода словно наткнулась у моря на препятствие и застыла у берега желтоватым полукругом. Похоже, не хотела растворяться в море. Вдоль речного берега и между рукавами густо рос камыш, аир, на песчаных бронзовых отмелях бегали луговые кулики. Пронзительным голосом кричали чибисы. И пахло рекой – осокой, аиром, тиной, – именно рекой, а не морем, и Кузьменко, если бы даже не знал, что тут рядом река, почувствовал бы ее по этому запаху…
Река эта для Кузьменко родная. Родился он там, где берет она свое начало, в далеком лесном краю, деревне Журавинки. В двадцати километрах от деревни она рождается из родника, ручейком бежит по болотцу, прихватывая другие ручейки и воду из бочажин, а к Журавинкам подбегает уже шумливой извилистой речушкой. Дно в речушке желтое, песчаное, и, когда идешь по нему босиком, наступаешь на зарывшиеся в песок вертелки – маленькие верткие рыбки, которые щекочут ступни.
В родных Журавинках к Кузьменко пришла мечта о море. Пришла неожиданно: то ли он впервые прочитал о море хорошую книгу, то ли рассказ услышал о нем, сейчас Кузьменко и не вспомнит. Мечта о море полностью его захватила, и ни о чем другом он уже не думал. Перед ним простирался необозримый зеленый простор, синим лучом сверкало недалекое озерко. И хотя он знал, что озерко мелкое, с торфянистым дном, заросшее камышом, что его скоро осушат мелиораторы, все равно для него это было не озерко, а залив грозного огромного океана.
Решив стать моряком, мальчик и готовил себя к этому. Часами качался на качелях – моряк не должен бояться качки. Качался до тошноты, домой приходил с осоловелыми глазами. Мать думала, что накурился, выворачивала карманы, искала папиросы. Учился лазить по веревке, привязанной за дерево, воображал, что это морской канат натянут, –тренировался так, что ладошки горели от боли.
Все, что мог найти и прочитать о море, прочитал. Интересные сведения записывал. Целая толстая тетрадь была заполнена такими записями, и сверстникам казалось, что их товарищ знает о море и флоте все. Часами, без устали – только слушай – он рассказывал о корабельной снасти, устройстве маяка, о штурманской науке, удивляя всех неожиданными морскими названиями.
«Что такое выстрел?» – спрашивал он.
«Это когда стреляют», – отвечали несведущие в морском деле слушатели.
Он, нисколько не рисуясь и не хвастаясь, – объяснял:
«Это такая балка на корабле, к которой на стоянках крепят шлюпки».
Однажды он нарисовал на доске якорь и, застигнутый звонком, не успел стереть рисунок. Вошла учительница. Зная об увлечении Кузьменко, она сказала:
«Якорь. Это все знают».
«А какой якорь, Нонна Николаевна?»
«Обычный, корабельный».
«Адмиралтейский. В нем много частей».
И Кузьмеико стал показывать и называть части якоря. Все, даже учительница, были удивлены, что в этой, казалось бы, простой вещи – скоба, шток, веретено, тренд, рога, лапы – любопытнейшие названия!
А сколько он смастерил корабликов! Делал их из жестяных банок, пластмассовых пластинок, клеил из бумаги, лепил из глины. Самые же простые, долговечные и не тонущие вырезал из сосновой коры. Почти все свои кораблики пускал в речку, веря, что хотя бы один из них доплывет до моря. Он слышал, будто есть поверье: если попадет в море твой кораблик, мечта стать моряком сбудется.
Какой-то его кораблик вышел в море, мечта Кузьменко сбылась…
Кузьменко встал, подошел к самой реке, присел на корточки и опустил в речную воду руку. Река была теплая, теплей, чем море. Потом зачерпнул пригоршней воду и плеснул в лицо. Засмеялся – приятно-то как! Аир пах густо, пронзительно. Кузьменко раздвинул его, чтобы вырвать стебель потолще, и замер.
Он увидел кораблик. Кузьменко схватил его, оступился, набрал в ботинок воды. Кораблик был из сосновой коры, маленький, почти невесомый. Мачта – березовый выструганный прутик – тщательно вделана в палубу, а от вершины мачты шли к корме и носу крепления из тонкой медной проволоки. Это, конечно же, ванты. Есть и гафель – поперечная на мачте проволочка для флажка. На борту кораблика вырезано имя его строителя – Витя.
Сердце Кузьменко гулко забилось, точно встретился он со своим детством. Точно такие кораблики делал он и пускал их в речку. И точно так же вырезал свое имя Коля. Сколько их он отправил в неведомый путь и сколько их доплыло?
– Витя, – прочел Кузьменко вслух и попытался представить себе этого мальчика. Значит, и он мечтает о море, и он выбрал себе цель жизни – нелегкую морскую службу. А кораблик не доплыл, застрял в аире за какую-то сотню шагов до конца пути.
– Я тебе помогу, Витя, – сказал Кузьменко. Он взял кораблик и понес его к шлюпке.
Время летело быстро, пора возвращаться.
– Посмотрите, что я выловил в реке, – показал он товарищам находку.
Кораблик пошел по рукам. Каждый брал его осторожно, как что-то дорогое и хрупкое, рассматривал, и каждым овладевала легкая щемящая грусть, вызванная вдруг нахлынувшими воспоминаниями о детстве, когда они тоже мечтали о море.
– Может, это мой? – сказал один курсант. Он вертел кораблик в руках, внимательно искал приметы своей работы. – Я ведь тоже Витя.
Курсанты сели в шлюпку, заработали веслами. Шлюпка скользнула по воде, за кормой закипела белая струя. Кузьменко поставил кораблик на воду, тот качнулся, попал в струю и понесся назад, завертелся, задрожал, будто растерявшись перед беспредельным величием моря.