Боевое Знамя
Шрифт:
Застава авангарда скрывалась в развалинах дома Сайласа, откуда четверо солдат присматривали за дальним лесом, но основная часть из ста тридцати человек Старбака расположилась в двух сотнях ярдов за окопами. Они разбили там лагерь и ожидали на случай, если понадобится подкрепление тем, кто стоит на посту у развалин дома или в окопах.
Полковник Свинерд удобрил увиденное.
– Вы послали кого-нибудь за реку?
– поинтересовался он.
– Сержанта Траслоу, - доложил Старбак, а тот вернулся и сообщил полковнику о том, что обнаружил на противоположном берегу.
– Ничего, - сказал Траслоу.
– Там есть несколько троп, где-то с милю. А потом ферма. там живет семья по фамилии Кемп, но их нет, - он снова сплюнул.
– Любители янки, - объяснил он одновременно и свои плевки, и отсутствие семьи Кемп.
– Видел около фермы соседку. Она живет еще в полумиле к северу и говорит, что уже много недель не видала живого янки.
– Видно, вам предстоит здесь маленько отдохнуть, капитан, - сказал Свинерд.
– Вы не думали выставить пикеты на том берегу?
– Предпочел бы не ставить, - ответил Старбак.
– не хочу, чтобы кто-нибудь подстрелил своего по ошибке.
– Я велел той бабе на ферме Кемпа держаться подальше от реки, - добавил Траслоу.
– А капитал сказал то же самое старому ниггеру.
– Но пост с часовым в сотне ярдов по той дороге даст вам преимущество во времени, чтобы поднять подкрепление, - указал Свинерд.
Траслоу ответил за капитана:
– Я натаскал на дорогу дюжину упавших бревен, полковник. Еще не родился такой янки, который прошел бы по той дороге, не разбудив мертвого.
Свинерд кивнул в знак одобрения, а потом повернулся и посмотрел на запад, где вдоль реки шла еще одна дорога.
– А эта куда ведет?
– спросил он.
– К лейтенанту Дейвису и его двенадцати солдатам, - объяснил Старбак.
– Там развалины амбара, его не видно. Это наш западный пикет.
– Кажется, вы всё предусмотрели!
– одобрил Свинерд.
– Включая, надеюсь, необходимость угостить меня ужином? А после него, капитан, вы, без сомнения, позволите мне вознести короткую молитву для тех людей, которые заботятся о своей душе?
Старбак пожал плечами.
– У нас маловато еды, полковник. Не то что вам тут не рады, но ужин состоит всего лишь из грубого риса, рагу из белки и кофе из гороха, если вам по счастью он достанется. Но я остаюсь здесь.
Он хотел увидеть, как над рекой опускается ночь, чтобы понять, чего ожидать, когда поставит последних караульных.
– Не слишком утомляйтесь, - посоветовал Свинерд, а потом зашагал обратно, туда, где через листву просачивались дымки костров полевых кухонь. Старбак остался у кромки леса и наблюдал, как настала темнота, и над дальним лесом взошла луна, посеребрив бегущие по гравийному руслу неглубокие воды. Он шел вдоль окопов, переполненный гордостью, потому что он первый раз командовал самостоятельно.
Если кавалерийский патруль янки отправится на юг и поведет себя достаточно глупо, преодолев поваленные деревья, Старбак вступил бы в собственное сражение, и если бы он себе в этом признался, он жаждал драться в этом сражении, потому что знал, что победит. Он наполнил бы серебристый брод кровью и добавил бы кучку призраков янки к беспокойной душе Мертвой Мэри.
Река
Глава шестая
Бывали времена, когда генералу Вашингтону Фалконеру нужно было позабыть о проблемах бригады. Такие времена, по его словам, давали возможность посмотреть на бригаду с дальней перспективы, как он это называл, хотя большинство офицеров подозревали, что эта "дальняя перспектива" служила лишь для того, чтобы облегчить неприязнь генерала к доставляемым кампанией неудобствам.
Вашингтон Фалконер вырос в роскоши и никогда не терял вкуса к образу жизни баловня судьбы, поэтому месяц жизни в полевых условиях и армейская кухня неизбежно заставляли его отправиться на поиски отеля с чистыми простынями на хорошо набитом матрасе, где горячую воду приносили, стоило потянуть за шнур колокольчика, а пища не была затвердевшей, с червями или протухшей.
Генерал даже считал, что заслуживает этой праздной роскоши, ведь разве он не содержит Легион на собственные деньги? Другие с энтузиазмом отправились на войну, но Вашингтон Фалконер к энтузиазму добавил и толстый кошелек. В самом деле, лишь немногие в Конфедерации столько потратили на полк, сколько Вашингтон Фалконер, так почему же он не может время от времени награждать себя некоторыми соблазнами цивилизации?
И вот, когда бригада должным образом расположилась лагерем на западном фланге армии Джексона, генерал Фалконер вскоре нашел причину посетить Гордонсвил ради комфортной ночи. Предполагалось, что он не должен покидать бригаду без разрешения генерала Джексона, но будучи уверенным, что такое разрешение он не получит, Фалконер нашел собственное оправдание.
– Мне нужны очки, - беззаботно сообщил он Свинерду.
– В последние дни я не могу рассмотреть на карте мелкие детали.
И под этим медицинским предлогом он взобрался на коня и в сопровождении капитана Мокси направился на восток. Город находился всего в трех часах езды, так что вряд ли этот проступок можно было назвать серьезным, и Свинерд получил строжайшие инструкции ничего не предпринимать без разрешения Фалконера, а если возникнет непредвиденная ситуация, то в Гордонсвил должен быть немедленно послан гонец.
Генерал посчитал, что даже полный идиот поймет этот простой приказ, а Свинерд, по мнению Фалконера, таковым и являлся. Он был идиотом с бутылкой, но теперь выставлял себя еще более подозрительным идиотом с этой нелепой привязанностью к Святому Духу.
Собственная душа генерала воспарила в то самое мгновение, когда он выехал из лагеря. Он всегда ощущал подобное воодушевление, оставляя позади мелочные и вызывающие раздражение дела бригады, где ничто нельзя было сделать прямым путем и даже простейший приказ вызывал кучу вопросов, препятствий, непонимание и даже чистое неповиновение, и чем больше на него наваливалось этих разочарований, тем больше он убеждался, что корень всех этих проблем лежал во враждебности людей вроде Таддеуса Бёрда, полковника Свинерда и Натаниэля Старбака. Особенно капитана Натаниэля Старбака.