Боевой амулет
Шрифт:
– Это гость мой. Юлечкин жених, – с тихим вызовом произнесла хозяйка дома, подойдя к мужчинам.
Мент осклабился, показывая череду порченых зубов:
– Очень хорошо. А докумэнтики твои посмотреть можно?
Служитель закона, больше похожий на продавца кебаба, плохо выговаривал некоторые слова, произнося их с восточным акцентом. При этом он буквально ощупывал фигуру Плескачева хитро поблескивающими глазками.
Плескачев пожал плечами:
– Можно.
Перелистывая бумаги, милиционер внимательно просмотрел каждую букву. Отдавая их обратно, он вновь растянул лягушачьи губы в улыбке:
– Дэмбель,
С трудом сдерживаясь, Жора сыронизировал, невольно скрывая свое боевое прошлое:
– Не очень. Я хлеборезом служил. Маслице лопал и буханки кроил. А за боевиками другие гонялись. Неужели не заметно.
– Замэтно, дорогой, замэтно, – быстро отреагировал мент, заметив раздражение собеседника. – Ты не задерживайся в наших краях. Уезжай по-быстрому. А то здэсь тоже неспокойно. Тэррорысты взрываются.
– Завтра поездом на Москву и отправлюсь, – желая побыстрее закончить неприятное общение с сально ухмыляющимся битюгом, ответил Плескачев.
Он развернулся и молча удалился в соседнюю комнату. Жоре хотелось побыть одному, собраться с мыслями, подумать над словами, которые он скажет Юле. Сквозь стену он слышал, как хозяйка дома и мент о чем-то переговариваются. Он не прислушивался к разговору. Когда хлопнула дверь, Плескачев понял, что мент ушел. Вернувшись в комнату, где стоял обеденный стол, он не нашел хозяйку. Тетя Вера гремела посудой на кухне.
– Кто это был? – присаживаясь на табурет, спросил Плескачев.
– Ибрагишка Гаглоев. Он в милиции работает. Дом его на этой улице стоит, – не очень охотно пояснила женщина.
– Чеченец?
– Нет. Ингуш. У нас тут каждой твари по паре, – испугавшись не слишком удачного выражения, тетя Вера вытерла фартуком мокрые руки, повернулась и торопливо поправилась: – Нет, ты не подумай. Я против кавказцев ничего не имею. Люди как люди, а выродки в каждой нации случаются. Но Ибрагишка, – тут она замялась, стараясь найти слова поделикатнее. – Хапуга он. Пузо отъел на службе. А с каких шишей? Милиция ведь не много получает.
– Не много, – подтвердил Плескачев.
– А этот Гаглоев домину себе отгрохал. Машины меняет. И ходит по улице как падишах. На людей сверху вниз смотрит. Мою соседку так матюгами обложил, что она с сердечным приступом свалилась. Видите ли, посмела ему замечание сделать. Тот еще фрукт.
Скорее по инерции, чем из-за любопытства, Плескачев задал следующий вопрос:
– От вас этот абрек в форме чего хочет?
Вернувшись к мытью посуды, тетя Вера объяснила:
– Прицепился как банный лист к ж… Просит, чтобы дом ему продала. Он мой и свой участок объединит и новые хоромы построит. Все мало ему.
– Не хило, – усмехнулся младший сержант, выглядывая в окно.
Оттуда открывался вид на капитальный двухэтажный дом из красного кирпича под скошенной на финский манер крышей. Архитектурные особенности и качество стройматериала свидетельствовали о том, что дом возвели совсем недавно.
– Урюка фазенда? – кивком головы указав на внушительное строение, поинтересовался десантник.
– Его.
– Настоящий мавзолей. Тадж-Махал моздокского разлива, – недобро ухмыльнулся младший сержант.
– Чего? – прекратив полоскать посуду, тетя Вера недоуменно уставилась на гостя.
– Дворец такой в Индии есть. Неописуемый по красоте и роскоши. Вот я и говорю, что мент ваш дворец возвел. Одни, блин, кровь проливают, другие хоромы себе возводят.
Логика солдата была понятна пожилой женщине. Она горестно вздохнула:
– Да, неровно Бог делит. – Спохватившись, тетя Вера перекрестилась: – Прости меня, Господи, за богохульство.
Проницательности парню из Кёнига было не занимать. Былая разгульная жизнь мелкого контрабандиста и время, проведенное на войне, сделали из Плескачева неплохого психолога. Он нутром почуял, что отношения неопрятного мента и родственницы его девушки гораздо хуже, чем могло показаться на первый взгляд. И хотя ему не особенно хотелось копаться в их взаимоотношениях, он на всякий случай уточнил:
– Крепко наезжает насчет продажи?
Тетушка пожала плечами:
– Пока не очень. Он Юльку опасался. Говорил, что этой девчонке палец в рот не клади. Что если сумела вырваться из Грозного, то сумеет и за меня, и за себя постоять. – Хозяйка дома подумала, стоит ли нагружать молодого человека своими проблемами. Но потом, видимо, решив, что они почти родственники, закончила: – А как Юлечку увезли в Москву, стал приходить каждый день. Все зудит и зудит, чтобы дом продала. Обещал мне квартиру в городе купить. Говорит, что в частном доме одинокой женщине жить небезопасно. Времена-то нынче лихие. А у меня даже собаки нет. Одни коты по двору шастают. Подленький этот Гаглоев. – Сделав большие глаза, она прошептала: – Наши балакают, что он с бандитами связан. Может, наговаривают. Народ нынче недобрый. Всякую напраслину на человека возвести могут.
– Гонят сейчас конкретно. По поводу и без, – вставая, произнес Плескачев, подумав про себя о том, что с ментом надо по-мужски потолковать, объяснить ему, что не следует приставать к пожилой женщине с сомнительными предложениями.
Проснувшись утром, Жора обнаружил, что хозяйка уже успела отправиться на базар.
Расписание у тети Веры было четкое и устоявшееся. Свой нехитрый товар она стремилась продать как можно быстрее, чтобы остальное время посвятить домашним делам. Плескачеву такой расклад был на руку. Он терпеть не мог долгих прощаний, проводов и тому подобной сентиментальщины. Быстро собравшись, он на листке отрывного календаря написал прощальную записку, в которой уведомлял хозяйку о своем отъезде в Москву. Выйдя, младший сержант закрыл дверь на ключ, который, в свою очередь, положил под выдвигающийся кирпич в основании крыльца. О тайнике ему вчера вечером рассказала хозяйка.
В эти утренние часы улица поразила Жору звенящей пустотой. Только за заборами тявкали собаки да грустно каркала ворона, устроившаяся на фонарном столбе. Трудовой люд уже успел добраться до рабочих мест, а те, которым некуда было спешить, еще нежились в постелях.
До остановки от дома тети Веры было минут пятнадцать ходьбы. Забросив за спину сумку, сшитую из брезента, Жора одернул камуфлированную куртку, закрыл калитку и пружинящей походкой полного сил молодого человека зашагал к остановке. В конце улицы он остановился у киоска, достал из кармана деньги и очень вежливо постучал в закрытое картонкой окошко.