Боевой конь
Шрифт:
– Вот видишь, – хитро сказал Дэвид. – Я же тебе говорил, что это он. А ты мне не верил. Я всегда прав.
– Не всегда, – сказал Альберт, – но в этот раз точно.
ГЛАВА 18
Наступили дни абсолютного счастья, когда весь пережитый кошмар казался нереальным, как будто война была за миллионы миль и исчезла бесследно. Наконец-то пушек не было слышно, и единственное, что напоминало о том, что война не закончилась и где-то идут бои, были раненые лошади, которые прибывали к нам с фронта.
Майор Мартин вычистил мою рану и наложил швы. Вначале было больно наступать на раненую ногу, но с каждым днём я чувствовал себя всё лучше. Альберт был со мной, и одно это могло меня исцелить самым чудесным образом. К тому же каждое утро мне давали тёплое распаренное зерно и душистое сено, так что никто не сомневался, что я скоро стану таким, как прежде. Как и другим ветеринарам, Альберту приходилось заботиться о нескольких лошадях сразу, но каждую свободную минуту он проводил со мной. Впрочем, меня здесь все считали знаменитостью, так что я совершенно забыл, что такое одиночество. Ко мне в конюшню все время заглядывали любопытные. Даже Гром – как они прозвали сержанта – следил за мной с усиленным вниманием и, когда никто не видел, трепал мне уши, щекотал под горлом, приговаривая:
– Ты у нас герой, да? Чертовски хороший конь. Смотри у меня, выздоравливай.
Но время шло, а у меня никак не получалось выздороветь. Однажды утром я не смог доесть распаренное зерно. От каждого резкого звука вроде стука ведра или грохота засова на двери конюшни я вздрагивал и каменел. Передние ноги немели и не слушались. Казалось, будто мне на спину положили неподъемный груз и я не могу пошевелиться. Даже шея и морда словно одеревенели.
Увидев, что я не доел, Альберт заподозрил неладное.
– Чего это с тобой, Джоуи? – обеспокоенно спросил он и попытался погладить меня.
Я понимал, что он хочет меня поддержать, но один вид его руки вдруг вселил в меня странный ужас, я отпрянул в угол. Но передние ноги не послушались, и я завалился назад, неловко упёршись в кирпичную стену конюшни.
– Я ещё вчера подумал, что с тобой что-то не то, – проговорил Альберт, не решаясь подойти ко мне. – Заметил, что ты какой-то смурной. У тебя спина напряжённая, и ты весь в поту. Да что же с тобой, малыш? – Он медленно пошёл ко мне и опять попытался погладить меня. Его прикосновение вызвало нервную дрожь, но я сдержался и не отпрянул. – Что же ты такое подцепил во время своих скитаний? Может, съел что-то ядовитое? Но ведь тогда мы бы раньше это заметили, правда? Ну не бойся, Джоуи, ничего страшного. Я сейчас приведу майора Мартина, он тебя осмотрит и мигом вылечит, «на раз», как говорит мой отец. Только представь, какое у отца будет лицо, когда он узнает, что я тебя всё-таки нашёл. Он считал, что это бесполезно. Говорил, что я дурак, потому что рвусь на войну, что меня убьют и тем дело кончится. Но знаешь, Джоуи, с тех пор как ты нас покинул, он сильно изменился. Он понял, что поступил плохо, и от этого как-то подобрел. И всё время как будто старался загладить вину. Перестал пить по вторникам, заботился о маме так, как когда-то давно, когда я был совсем маленький. И ко мне стал лучше относиться, перестал нагружать работой, как ломовую лошадь.
Он говорил ласково. Я понимал, что он хочет меня успокоить так же, как много лет назад, когда я был маленьким, запуганным жеребёнком. И тогда у него получилось. Но в этот раз, что бы он ни делал, меня била дрожь. Казалось, будто каждый нерв в моём теле напряжен. Было трудно дышать, меня душил необъяснимый страх.
– Я сейчас вернусь, Джоуи. Ты только не волнуйся. Сейчас приведу майора, и он что-нибудь придумает. Он знает всё о лошадях, – сказал Альберт и ушёл.
Вскоре он вернулся вместе со своим другом Дэвидом, майором Мартином и сержантом Громом. Но в конюшню зашёл один майор. Остальные оперлись на дверь и глядели, что будет. Майор осторожно приблизился, присел на корточки и осмотрел мою рану. Затем провёл рукой по моим ушам, по спине – от головы до хвоста, потом отошёл подальше и взглянул на меня издали, печально качая головой.
– Вы что думаете, сержант? – спросил он.
– Наверняка то же, что и вы, – ответил сержант Гром. – Стоит, как каменный, хвост торчит, головой не может пошевелить. Тут всё ясно, так ведь, сэр?
– Верно, – согласился майор Мартин. – Всё ясно. И у нас это не первый случай. Либо ржавая колючая проволока, либо шрапнель. Один осколок, оставшийся внутри, один порез – и всё. Такое бывает сплошь и рядом.
– Прости, друг, – сказал майор, обнимая Альберта за плечи. – Я знаю, как много он для тебя значит, но мы тут фактически ничего не можем сделать.
– Что вы хотите сказать, сэр? – спросил Альберт с дрожью в голосе. – Что вы этим хотите сказать? Что с ним, сэр? Не может быть, чтобы он был так плох. Вчера только с ним всё было в порядке, только еду не доел. Немного скованный, но в целом ведь он в порядке?
– Это столбняк, сынок, – объяснил сержант Гром. – Его ни с чем не перепутаешь. Должно быть, заражение началось раньше, чем мы успели обработать рану. А уж если у лошади столбняк, шансов у неё почти совсем никаких.
– Лучше бы покончить с этим сразу, – предложил майор Мартин. – Животное мучается. Так будет лучше и для него, и для нас.
– Нет! – воскликнул Альберт. – Нет, так нельзя. Это же Джоуи. Нужно что-то сделать. Не может быть, чтобы совсем ничего нельзя было сделать. Нельзя вот так поставить на нём крест. Нельзя. Это ведь мой Джоуи!
– Прошу прощения, сэр, – вступился за друга Дэвид, – я помню, вы говорили нам, что жизнь лошади не менее, а то и более ценна, чем жизнь человека. Мол, лошадь – невинное животное, и если в ней есть ростки зла, то только те, которые мы сами посеяли. Вы говорили, что наша задача – трудиться по двадцать шесть часов в сутки, если нужно, чтобы спасти каждого коня. Вы говорили, что каждый конь – бесценное существо, не только сам по себе, но и для военных целей. Лошадь – это пушки. Лошадь – это боеприпасы. Лошадь – это кавалерия. Лошадь – это скорая помощь. Лошадь – это вода для солдат. Вы говорили, что вся жизнь армии зависит от лошадей. Говорили, что нельзя сдаваться. И пока есть хоть малейшая надежда, нужно делать всё возможное. Вы сами так говорили, сэр. Простите меня за дерзость.
– Дерзости тебе не занимать, – резко сказал сержант Гром. – Что ты себе позволяешь? Если бы майор считал, что есть хоть один шанс на миллион, он бы непременно постарался спасти этого коня. Так ведь, сэр?
Майор Мартин внимательно посмотрел на сержанта Грома, как будто пытаясь догадаться, на что он намекает, и медленно кивнул.
– Хорошо, сержант. Я вас понял. Допустим, такой шанс есть, – осторожно продолжил он, – но, раз уж мы пытаемся вылечить столбняк, потребуется много работы, очень много. На месяц, а то и больше, и даже тогда у него в лучшем случае один шанс на тысячу.
– Я прошу вас, сэр! – взмолился Альберт. – Пожалуйста! Я всё сделаю. И о других лошадях не забуду. Я вам даю честное слово, сэр.
– И я ему помогу, – добавил Дэвид. – Все ребята помогут. Уж в этом я уверен. Видите ли, сэр, для нас для всех Джоуи – особенный, ведь это был конь Альберта, они вместе выросли, и всё такое.
– Так держать, солдат, – похвалил сержант Гром. – И по правде говоря, сэр, я бы тоже сказал, что это случай особенный. Джоуи столько всего пережил. С вашего позволения, я бы рискнул. И я вам обещаю, сэр, что обо всех остальных лошадях мы будем заботиться, как раньше. Конюшни будут сверкать, все надраим, никого не забудем.