Боевой оркестр (CИ)
Шрифт:
Татьяна Мишакова доверяла своим наручным часикам больше, чем любым другим в квартире. Причиной тому было их немецкое происхождение. Эта достойная дама не подозревала, что немецкими в этих часах были лишь марка Thiel и корпус. Механизм делался в Швейцарии. Как бы то ни было, а при приближении часовой стрелки к трем часам дня ловкие женские пальцы быстро присоединили антенный провод к небольшой металлической коробочке, до той поры мирно покоившейся в ящике письменного стола. В другое гнездо на той же коробочке был воткнут провод питания. С уверенностью, которая дается лишь надлежащей практикой,
Сигналы, периодически выдаваемые в эфир в миллиметровом диапазоне, не содержали шифров. Длительность их исчислялась миллисекундами. Точно такие же подавались с той антенны, которая находилась на крыше советского посольства, находившегося совсем не рядом. Так и было задумано; именно по этой причине фрау Мишакова проявила перед чиновником из германиского министерства столь изобретательную разборчивость при выборе квартиры.
И надо же случиться совпадению: именно в районе трех часов бомбардировщик Ту-95 направлялся с северо-востока на югозапад на высоте 11000 м, причем на линии полета находился Берлин. Как прогноз и утверждал, небо было затянуто не особо толстой, но все же облачностью. А в четверть четвертого голос штурмана прорезался в шлемофоне командира (им был сам Голованов):
– Есть сверхкороткие! Поправка к курсу: азимут сто семьдесят пять. Ожидаемое время прохождения над точкой три тридцать две по местному. Командир, надо снизить скорость.
Голованов повиновался без единого звука. А штурман продолжал свои комментарии:
– Включаю инфракрасный... при данной скорости подойдем к трем тридцати пяти...
А еще через пяток минут штурман выдал последовательность:
– Большое пятно прямо по курсу!
– Это стадион!
– Захват!
Ответ командира был краток:
– Вижу цель.
Эти слова были сильным преувеличением. Человеческие глаза ничего видеть сквозь облако не могли, но чудесная советская техника позволила пронзить туманную мглу.
– Сброс!
Легко догадаться, что никакого сброса не последовало. Вместо этого прозвучала ожидаемая команда:
– Зафиксировать момент сброса.
На этот раз была очередь штурмана слушаться команды. Точное время условного сброса было абсолютно необходимо при разборе полетов. Два других бомбардировщика должны были проделать то же действие над своими целями в точно тот же момент времени.
Обратный курс пролегал на норд-ост. Никакие немецкие средства слежения не могли заметить самолет, который прибавил на всякий случай скорость до почти девятисот километров в час и, немного снизившись, нырнул в облака. Эти условия видимости должны были сохраняться вплоть до долготы Минска.
Командир Ту-95, пролетавшего над Вильгельмсхафеном (это был Михаил Водопьянов), втихомолку гордился собой, своим штурманом, а того пуще: превосходной работой советской разведки. Все обстояло в точном соответствии с описанием: сносно заметный длинный причал и громада боевого корабля, застывшего рядом. На экране инфракрасного уловителя четко виднелось светлое пятно от самого линкора (какой еще корабль мог иметь подобные размеры?), а особенно от его дымовой трубы. Правда, экипаж чуть-чуть промахнулся по времени, поспешив на девять минут, но на инструктаже ясно говорилось, что даже десятиминутное расхождение не сорвет
Уже находясь над Ленинградской областью, Водопьянов позволил себе снизиться аж до восьми с половиной тысячи метров ради лучшего ориентирования. Впрочем, радиокомпас в любом случае надежно вывел бы штурмана на свой аэродром.
Чуть иначе дело сложилось у Ляпидевского. Наведение по коротковолновым сигналам немецких радиостанций оказалось не столь точным. В результате более получаса ушло на поиск нужных озер (их ловили также в инфракрасных лучах, поскольку теплая немецкая осень не давала возможности земле остыть до температуры, соответствующей температуре воды). Как следствие сброс произошел аж на целых тридцать семь минут позже расчетного времени.
Разбор полетов устроил лично командир эскадрильи. Недостатки были перечислены, способы их преодоления намечены. В результате состоялось собрание штурманов, где долго, горячо, частично матерно, порою с переходом на личности отрабатывался наилучший способ навигации до искомого комплекса в горном лесу.
– Что стряслось?
Этот вопрос прямо слетел с языка товарища коринженера при виде начальника особого отдела полка капитана Куценко. Лицо особиста было мрачным, как дуло танковой пушки, нацеленной в упор.
– Дезертирство. Трое бойцов.
– С оружием?
– Три винтовки, по полтораста патронов на морду. Сейчас уточняют насчет гранат.
Глаза у товарища Александрова сузились.
– До призыва были знакомы друг с другом?
– Вроде как, но проверять надо...
– Откуда призваны?
– Из Саранска. Да чего вы спрашиваете, товарищ коринженер? Дело не по вашей части.
– Возможно, и не по моей. Но пока хочу понять, куда эти чижики могли рвануть. И один ход уже вижу: в сторону ближайшей деревни. В городе Саранске, сколько помню, преступность очень даже существует. Могли нахвататься блатной романтики. Трех автоматических винтовок вполне хватит навести шороха. Разведчиков за ними отправили?
– Толку-то! Дождь прошел как раз ночью, от следов ничего не осталось. Опять же, ротный подумал на самоволку...
– В самоволку с винтарями не ходят, да и далеко тут до ближайшего населенного пункта. Тридцать километров, если не ошибаюсь.
– Ну да...
– во взгляде особиста проглянулось уважение.
– Так вы думаете, в Егоровку?
– Ничего больше в голову не лезет. Вот что, товарищ капитан, надо бы немедленно поставить в известность Черняховского...
– Уже доложил.
– Добро. От него понадобится отделение на бронетранспортере. Грузовик был бы, может, и побыстрее, но против винтовок броня куда лучше. На дело брать разведчиков. Связь обязательна. И вот что: в Егоровке они могут усилиться. Задурят головы молодым - заодно оружием прибарахлятся. В таких глухих деревнях у каждого второго мосинка, самое меньшее, а у каждого первого двустволка. Неровен час, создадут отряд... дальше сам сообразишь, что будет. Тут уж операцией прочесывания пахнет.
Все это Куценко соображал. Также он понимал, что первый спрос будет именно с него: недосмотрел, недослушал, недопредвидел... Поэтому планы перехвата были горячо одобрены.