Боевые девчонки
Шрифт:
Маршрут приводит ее к тренировочным площадкам, где учатся обращению с оружием. Широкие тяжелые листья тропических деревьев скрывают девочек – сверху их не видно. Листва такая густая, что поглощает даже звуки пальбы, когда они стреляют в сторону берега.
Онайи уже на скале, внизу протянулся пляж. Здесь проводят и рукопашные бои, по расписанию, но в теплый сезон Онайи иногда прибегает сюда по утрам, взглянуть на девчонок, которые, сбросив одежду, загорают внизу, смеются и дурачатся. Глядя на них, она вспоминает, что многие – еще совсем дети. И солнце для них все еще доброе и ласковое. Некоторые пока ни разу не видели, как в чистом голубом небе в одно мгновение возникает дрон, чтобы сбросить бомбу на их дом. А кто-то и видел, но не слишком переживает. Такие всегда становятся хорошими бойцами. Отчаянными, но хорошими.
Вода утром, на таком расстоянии, кажется скорее черной, чем голубой. Онайи слышит слабые всплески волн, бьющихся о металл. Она знает, что маленькие пятнышки и силуэты вдоль горизонта – буровые вышки. Старые, заржавевшие, но все еще способные выкачивать богатства Дельты. Их богатство, их ресурсы. Прямо под ногами Онайи и дальше, под океанским дном, – залежи природных ископаемых. Вот за что нигерийцы убивают биафрийцев. Дня не проходит, чтобы Онайи не думала о том, как бы взорвать буровые, смешав их с обломками кораллов. Говорят, что священное право на ископаемые минералы принадлежит народу игбо [1] , благословленному Чукву – Высшей Сущностью, дающей энергию всему живому. Но для Онайи минералы – просто пыль. Да, важная, да, дающая власть, но – пыль, и ничего больше. Она никогда не была особо религиозной.
1
Игбо (иначе – ибо) – один из народов, населяющих Нигерию (в основном юго-восточную). Также игбо – язык, на котором говорит этот народ.
Нигерийские мехи, проносящиеся иногда над головой, и вышки – единственные для Онайи проблески внешнего мира. Кроме нас и наших врагов там есть и другие люди. Каждый раз, глядя на вышки, она целится в них из невидимого ружья своей настоящей рукой.
Она поворачивает назад и пробегает мимо ангара, где хранится мобильная экипировка. Ржавчина разъедает броню костюмов, они меньше, чем нигерийские мехи, со скрежетом рассекающие небо, и ближе по форме к человеческому телу. Онайи знает, что их деталям не хватает смазки. Но старые костюмы, оснащенные боеприпасами, приборами ночного видения и нейронной адаптационной системой, позволяют уцелеть. Есть еще и другие костюмы, скинсьюты, – «вторая кожа». Тут все зависит от твоего возраста и размера. Они или обтягивают тебя так, что можно задохнуться, или болтаются, как чужие обноски, даже кнопка сжатия на запястье не помогает. Они – как еще один слой плоти, необходимый для вылазок за пределы лагеря, туда, где радиация настолько сильна, что кожа отслаивается почти моментально.
На ящиках с боеприпасами флуоресцентными голубыми чернилами нарисованы китайские иероглифы. Но девчонки знают и так, в каких хранятся пули 7,62 мм, а в каких – боеприпасы для наплечных пушек робокостюмов. Знают, где лежат патроны для винтовок, а где – ножи, на случай если кончатся патроны.
Этого контрабандного оружия, кажется, всегда было мало. Но сироты никогда не крадут столько хлеба, чтобы хватило на пир, всегда – только на день.
Онайи приближается к Обелиску. Искры, летящие от постамента, видны раньше, чем она добегает до него. Выглядит так, будто там установлена мини-вышка, буровая для добычи ископаемых, хотя и микроскопического размера. Под ногами Онайи, через весь лагерь и даже за его пределами, проложены оптоволоконные кабели, от которых земля постоянно гудит, по почве идут разряды, чтобы высвободить воду, которую она впитала. Затем воду очищают, и она становится пригодной для питья, приготовления пищи и других нужд. Кроме того, здесь добывают минералы, благодаря которым работают почти все электронные устройства в лагере.
Однако сегодня что-то не так.
Онайи опускается перед постаментом на корточки и видит почерневший, обугленный участок, кончающийся там, где кабель уходит в траву. Кабели прокладывала не она, но налаживать и ремонтировать ей доводилось самые разные вещи.
Прищурившись, она долго смотрит на повреждения, пока легкое движение воздуха не отвлекает ее. Возле нее внезапно появляется долговязая, с виду нескладная Чинел. И как-то же она умудряется двигаться бесшумно. Ни капли неуклюжести, напротив – удивительная грациозность в каждом движении. Онайи помнит, как увидела Чинел впервые – высокую даже в детстве, – но такой удивительной пластики ей прежде не встречалось. Вся в саже, пепле, перемазанная кровью, Чинел выступала с уверенностью генерала.
Теперь на Чинел компрессионный лиф камуфляжной расцветки и штаны с множеством глубоких карманов. Волосы убраны под зеленую узорчатую бандану. Старомодные «сотовые телефоны» – реликвия прошлой эпохи – подвешены на ее ожерелье и брякают друг о друга. Звук не очень-то нравится Онайи.
– Хочешь, чтобы у нас воды отошли, да? – острит Чинел.
Черный юмор. Ее вечные грубоватые шуточки, мол, здешние девчонки – понятно почему – не из того сделаны, чтобы рожать детей. Онайи когда-то слышала: если отходят воды, значит, скоро родишь.
Но сейчас, глядя на Чинел, на то, как блестит ее кожа от ночного пота и утренней росы, Онайи видит девчонку, которой только дай посмеяться.
– Давай быстрей, а то мы так вонять станем, что бело-зеленые нас учуют, – парирует Онайи с усмешкой.
Чинел ухмыляется, и пчелы вылетают из ее волос. Крошечные роботы-насекомые сообщают Чинел температуру и влажность воздуха, а также уровень радиации в каждой капле дождя, которая падает с листвы деревьев над головой. Приносят данные о температуре тела Онайи и состоянии ее протеза. Пока Онайи наблюдает, пчелы спускаются к колодцу, чтобы сказать Чинел, что нужно исправить. Затем они приступают к работе.
Онайи все еще в боевой готовности. Чинел сидит в траве, пока робопчелы выполняют свою задачу.
– Надо пробежаться и проверить, – говорит Чинел самым будничным тоном, будто предлагает пойти поплавать. Ее аугменты у нее внутри. Черепная коробка, передача данных напрямую в мозг, металл вместо многих костей. Внешне же она ничем не отличается от обычного человека, а внутри тикают и мурлычут идеально настроенные механизмы. Но хотя ее тело способно самостоятельно подключаться к лагерной сети, она все равно больше человек, чем машина. В оцифрованном теле бежит настоящая кровь.
– И что мы там такого найдем в лесу, чего нет здесь? – Онайи уставилась на колодец, наблюдая, как солнечный свет ползет по обугленной части проводки.
– Вот именно. Никогда не знаешь. У нас заржавели инструменты, нам нужны боеприпасы, а еще на днях в теплице перегорела лампочка. Ночи сейчас длиннее, генераторы не справятся.
Онайи хочет сказать Чинел, что они тут со всем справлялись годами, что все у них получалось даже с меньшими ресурсами, но этот разговор повторялся уже миллион раз.
– А что, если на бело-зеленых наткнемся?
Чинел толкает Онайи локтем:
– Они нас до сих пор не нашли. С чего бы им найти именно сейчас?
– Потому что мы все не мылись неделю. – Онайи пытается сохранить невозмутимое лицо, но улыбка кривит ее губы, и, не в силах сдержаться, она хохочет так, что среди деревьев разносится гулкое эхо.
Чинел катается по влажной траве, схватившись за живот, а пчелы тем временем возвращаются в ее волосы. Онайи хочет сказать, что надо быть потише, пока они не привлекли внимание нигерийских патрулей, оказавшихся поблизости. Но смех Чинел согревает ее.