Боевые операции в Северной Африке и на Западном фронте в Европе. 1940–1944
Шрифт:
Пока саперы 37-го разведывательного батальона уничтожали стальные ежи, разгорелись более ожесточенные бои с противотанковыми орудиями и несколькими полевыми орудиями, расположенными возле группы домов в 900 метрах к западу от Клерфеи. Артиллерия прямой наводкой била по нашим танкам и пехоте, стоявшим у Клерфеи. В конце концов вражеские орудия были подавлены несколькими выстрелами T-IV.
Путь на запад был открыт. Взошла луна, и настоящей темноты нам пока ждать не приходилось. В плане я уже отдал приказ о прорыве, передовые танки и противотанковые орудия во время движения к Авену должны были вести беспокоящий огонь по дороге и ее обочинам, что, как я надеялся, помешает противнику заложить мины. Остальные части танкового полка должны были идти за ведущими танками и всегда быть готовыми открыть залповый огонь по любому флангу. Массе дивизии было приказано следовать за танковым полком на грузовиках.
Теперь танки катились длинной колонной
Сон людей в домах грубо нарушил грохот наших танков, лязг и скрежет гусениц и моторов. Пехотинцы разбили биваки у дороги, военные машины стояли во дворах, а кое-где и на самой дороге. Французские гражданские и солдаты с искаженными ужасом лицами прятались во рвах, у живых изгородей и во всех лощинах вдоль дороги. Мы прошли мимо колонны беженцев, повозок, брошенных хозяевами, которые в панике бежали в поля. Мы с постоянной скоростью шли к своей цели. Время от времени быстрый взгляд на карту при тусклом свете и короткая радиограмма в штаб дивизии, чтобы сообщить о позиции и, таким образом, об успехе 25-го танкового полка. Время от времени я выглядывал из люка, чтобы убедиться, что сопротивления все еще нет и поддерживается контакт с тылом. Вокруг нас в холодном свете луны раскинулась равнина. Мы прошли линию Мажино! Это было трудно представить. Двадцать два года тому назад мы четыре с половиной долгих года стояли перед тем же противником и одерживали победу за победой и все-таки проиграли войну. И вот мы прорвали знаменитую линию Мажино и продвинулись вглубь вражеской территории. Это был не просто красивый сон. Это была реальность.
Внезапно на кургане примерно в 270 метрах справа от дороги полыхнула вспышка. В том, что это было, не могло быть никаких сомнений: хорошо замаскированное в бетонном доте вражеское орудие вело огонь по 25-му танковому полку с фланга. В других местах полыхнули новые вспышки. Разрывов снарядов видно не было. Быстро сообщив об опасности Ротенбургу – он стоял рядом со мной, – я через него приказал полку увеличить скорость и прорвать эту вторую линию укреплений залпами справа и слева.
Огонь был открыт быстро, экипажи танков обучили, как вести огонь перед атакой. Боеприпасы у нас были в основном трассирующими, и полк прорвался через новую линию обороны, обрушивая огненный дождь далеко вглубь сельской местности по обеим сторонам. Вскоре мы без серьезных потерь миновали опасную зону. Но теперь было нелегко прекратить огонь, и мы проехали через деревни Сар-Потри и Бёньи, стреляя из пушек. Замешательство противника было полным. Военные машины, танки, артиллерия и телеги с беженцами, доверху набитые пожитками, блокировали часть дороги, и их приходилось бесцеремонно сталкивать в сторону. Повсюду на земле лежали французские солдаты, а фермы везде были под завязку забиты орудиями, танками и другой военной техникой. Продвижение к Авену замедлилось. Наконец нам удалось прекратить стрельбу. Мы подошли к Семузи. Везде одна и та же картина: войска и мирные жители опрометью бегут по обеим сторонам дороги. Вскоре дорога разветвилась: одна шла прямо к Мобёжу, до которого теперь оставалось всего около полутора километров, а другая спускалась вниз, в долину, к Авену. Дорога теперь была забита телегами и людьми, которые съезжали на обочину от танков, или нам самим приходилось спускать их на обочину. Чем ближе мы подходили к Авену, тем сильнее становился затор из машин, через который нам приходилось пробиваться. В самом Авене, незадолго перед этим обстрелянном нашей артиллерией, все население пришло в движение, зажатое между машинами и орудиями по обе стороны дороги перед нашей идущей вперед танковой колонной. Было очевидно, что в городе сильный французский гарнизон.
Я не стал останавливать колонну, а направился с передовым батальоном танков на возвышенность западнее Авена, где намеревался остановиться и собрать пленных и захваченное снаряжение. По пути на южной окраине Авена была выделена разведывательная группа из двух танков и отправлена по главной дороге на юг. Примерно в 500 метрах от города по дороге на Ландреси мы сделали привал, выстроили наши части для наступления и окружили находившиеся в непосредственной близости французские войска. И здесь придорожные подворья и сады были битком набиты солдатами и телегами беженцев. Все движение по дороге с запада остановилось и застопорилось. Вскоре в поле пришлось построить лагерь для военнопленных.
Тем временем позади нас в Авене началась стрельба – судя по звуку, из танковых орудий, – и вскоре мы увидели поднимающееся пламя, вероятно от горящих танков или грузовиков. Связь с танковым батальоном позади нас и с 7-м мотоциклетным батальоном мы потеряли.
Пока это не вызывало у меня беспокойства, поскольку в хаосе бесхозных повозок с беженцами слишком легко образовывался затор. Главное – мы достигли цели. Однако противник в Авене – а там должен был находиться как минимум танковый батальон – хорошо воспользовался разрывом в танковом полку, и вскоре французские тяжелые танки перекрыли дорогу через город. 2-й батальон 25-го танкового полка сразу попытался сбить блокировавшего дорогу противника, но его попытка не удалась, было потеряно несколько танков. Бои в Авене становились все напряженнее. Между 2-м батальоном и нами установилась прерывистая радиосвязь. Бой в Авене продолжался примерно до 04:00 [14 мая]. Наконец Ханке, по моему приказу наступавший с запада против мощных танков противника, сумел с помощью T-IV нейтрализовать французские танки. Медленно рассветало, бой закончился, и связь со 2-м батальоном восстановилась.
Тем временем я неоднократно через штаб дивизии посылал в корпус радиограммы с вопросом, не продолжать ли нам, учитывая наш успешный прорыв линии Мажино, наступление через Самбру. Не получив ответа – радиосвязь отсутствовала, – я решил продолжить атаку на рассвете с целью захватить переправу через Самбру у Ландреси и удерживать ее. Я отдал по радио приказ всем остальным подразделениям следовать за продвижением танкового полка к Ландреси [в 18 километрах западнее Авена].
Около 04:00 я с передовым батальоном танкового полка Ротенбурга двинулся в сторону Ландреси. Уже сосредоточивший рассеянные силы 7-й мотоциклетный батальон следовал сзади, и я был твердо уверен, что за ним и оставшиеся части дивизии снова примут участие в наступлении. Отказ радио оставил меня в неведении относительно точного положения полков, и мы передавали все приказы просто в никуда.
Поскольку за ночь никаких припасов не поступило, нам пришлось экономить боеприпасы и двинуться на запад сквозь занимающийся день с молчащими пушками. Вскоре мы стали встречать колонны беженцев и отряды французских войск, готовившихся к походу. Хаос орудий, танков и всевозможных боевых машин, неразрывно спутанных с запряженными лошадьми телегами беженцев, покрывал дорогу и обочины. Держа свои орудия молчащими и время от времени лавируя нашими машинами высокой проходимости вдоль дороги, нам удалось без больших трудностей миновать колонну. Французские войска были полностью застигнуты врасплох нашим внезапным появлением, сложили оружие и двинулись на восток рядом с нашей колонной. Нигде не предпринималось никаких попыток сопротивления. Любые вражеские танки, которые мы встретили на дороге, выводились из строя, когда мы проезжали мимо. Продвижение шло без остановки на запад. Сотни сотен французских войск со своими офицерами сдались по прибытии. В какой-то момент их пришлось вытащить из транспортных средств, ехавших рядом с нами.
Особенно разозлился из-за этого внезапного беспорядка французский подполковник, которого мы догнали застрявшим на машине в безнадежной пробке. Я спросил у него звание и должность. Его глаза горели ненавистью и бессильной яростью, и он производил впечатление совершенно фанатичного типа. Поскольку при таком плотном движении на дороге была большая вероятность, что наша колонна время от времени будет распадаться, я, подумав, решил взять его с собой. Он был уже в сорока пяти метрах позади, когда его привели обратно к полковнику Ротенбургу, который жестом приказал ему сесть в свой танк. Но он наотрез отказался ехать с нами, поэтому, после троекратно сделанного ему предложения присоединиться, ничего не оставалось, как его расстрелять.
Мы проехали через деревню Маруаль [в 13 километрах к западу от Авена], где улица была настолько переполнена людьми, что людям было нелегко повиноваться приказам: «A droit!» [Направо]. Мы ехали с восходящим за спиной солнцем сквозь тонкий утренний туман на запад. Теперь дорога была забита войсками и беженцами за околицами деревень. Наши крики «A droit!» не возымели действия, и продвижение крайне замедлилось, танки ехали по полям вдоль дороги. Наконец мы пришли в Ландреси, город на реке Самбре, где опять на каждой улице и в каждом переулке было огромное скопление машин и французских войск, но сопротивления не было. Мы проехали мост через Самбру, по другую сторону которого обнаружили французские казармы, полные солдат. Когда танковая колонна с грохотом пронеслась мимо, Ханке въехал во двор и приказал французским офицерам выстроить солдат и маршировать в тюрьму.