Бог Боли

Кент Рина

Он замирает на секунду, не двигаясь, пока мы вдыхаем друг друга погружаемся в затишье. Шум разбивающихся волн эхом отдается вокруг нас, пока мы впиваемся друг в друга пальцами, как в прямом, так и в переносном смысле. Как раз когда я погружаюсь в этот момент, он входит в меня до упора, пока я физически не дергаюсь.

Затем он делает это снова, и снова, вбивая свой член в меня в безжалостном ритме, трахая меня, владея мной.

Наказывая меня.

Моя голова падает вперед, и я впиваюсь

ногтями в его спину.

Это бесполезная попытка причинить ему боль, так же как он разрушает мой мир на части. Он трахает меня с такой властностью и напористостью, что у меня нет другого выбора, кроме как позволить этому случиться.

Я хочу его с таким желанием, что это сводит меня с ума. Я хочу его так же дико, как он хочет меня.

— Эта киска моя. Ты моя, Анника. Ничто и никто не изменит этого. Ни твой отец, — Толчок. — Ни твой брат, — Толчок, —Даже ты.

Он как сумасшедший. Его не остановить и уж точно не переубедить. Он проникает в меня с силой, которую я никогда не чувствовала раньше, и это о чем-то говорит, поскольку он всегда был в какой-то степени интенсивным.

На этот раз ему даже не нужно причинять боль. Он сам — боль, наполненная наслаждением.

Свет посреди тьмы.

Он и день, и ночь, и мне не вырваться из его орбиты.

— Крейтон... — стону я, упираясь рукой в его грудь. — Помедленнее...Я не могу этого вынести.

— Ты можешь. Ты всегда это делала.

— Это слишком.

— Знаешь, что слишком? Думать, что ты можешь выйти замуж за какого-то жалкого ублюдка после того, как я сказал, что претендую на тебя. После того, как я поставлю на тебе свою гребаную метку.

Он скользит рукой вверх, чтобы обхватить мою челюсть, откидывает ее назад, а затем кусает меня за горло. Сильно. Так сильно, что я задыхаюсь.

— Думать, что я когда-нибудь отпущу тебя.

— Но ты ненавидишь мою семью, — всхлипываю я слова, которые мучают меня, слова, из-за которых это удовольствие так испортилось.

— Я все еще могу трахнуть тебя, — его язык выныривает и слизывает мои слезы, шепча: — Запомни это, Анника. Не было ни одного дня, когда ты не была бы моей.

Затем он входит так глубоко, что ударяет по моему чувствительному месту снова и снова.

В тот момент, когда его зубы снова находят чувствительную плоть моего горла, мощный оргазм охватывает меня, и я издаю достаточно звуков, чтобы потревожить любое живое существо вокруг.

Крейтон не замедляется, не успокаивается и, конечно, не останавливается. Он продолжает и продолжает, как машина, нацеленная на разрушение. Он трахает и шлепает меня по заднице. Он дергает меня за волосы и кусает за шею, плечо, верхнюю часть моей кремовой груди, везде, куда может дотянуться.

К тому времени, когда он напрягается и изливается в меня, я кончаю.

Полностью и окончательно.

— Моя, — рычит он мне в губы,

снова пожирая их, разрывая их зубами и трахая их языком.

Это собственнический поцелуй.

Декларация диких притязаний.

Я не могу сдержать свежие слезы, которые скатываются по моим щекам. Я ненавижу себя за то, что хочу мужчину, который видит во мне только форму мести.

Я ненавижу себя за то, что не пыталась убежать.

Но я убегу.

Рано или поздно я покончу с этими злополучными отношениями. На этот раз, без участия моей семьи.

Глава 35

Крейтон

Аника молчала с тех пор, как я принес ее в дом.

Она не издала ни звука, когда я поставил ее перед душевой, но закрыла дверь перед моим носом.

Шансы на то, что я сломаю дверь и прижму ее к полу, как дикий зверь, были близки к ста процентам, но я подавил это желание.

Во-первых, мне не нравился грустный выражение ее глаз.

Во-вторых, я выхожу из-под контроля.

Я чувствую это, чувствую запах в воздухе и ощущаю, как он бьется о мою грудную клетку. Когда я впервые придумал этот план, я думал о том, чтобы овладеть ею, заставить заплатить. Отомстить, оставив ее себе.

И хотя этот план все еще в силе, кое-что изменилось.

Я не рассчитывал увидеть ее снова. Действительно увидеть ее.

В ее фиолетовом платье, изящных туфельках, и выглядящей как солнце и единороги. Я был ослеплен ее фиалковыми духами. Всегда фиалки.

Фиалки. Фиалки. И еще больше чертовых фиалок.

Они просачиваются под мою кожу, разрывая сухожилия и оседая внутри моего мозга.

Я не рассчитывал услышать ее мягкий голос, стон, умоляющий меня замедлиться.

Притормозить.

Отпустить ее.

Этого, блядь, не случится.

Я раздеваюсь и иду в душ внизу, позволяя ледяной холодной воде омыть меня.

Каждый уголок моего тела вибрирует от ощущения ее мягкой кожи, от звука ее хныканья, которое с таким же успехом могло бы петь колыбельные моему зверю.

И фиалки.

Чертовы фиалки пронизывают воздух, смешиваясь с запахом моря.

Я представлял ее обнаженной и иногда привязанной к моей кровати с тех пор, как очнулся в больнице.

Одна фантазия превратилась в сотню, потом в тысячу, накладываясь друг на друга и выходя из-под контроля, пока я не сошел с ума.

Возможно, поэтому я действовал в чисто пещерной манере, когда трахал ее так безжалостно.

Но это она не заткнулась и продолжала говорить об уходе, и развлекалась мыслями о другом мужчине.

Другом. Блядь. Мужчине.

Я бью кулаком по стене, холодная вода ничего не делает, чтобы рассеять мое пылающее либидо или кипящий гнев.