Бог не играет в кости
Шрифт:
Командарм вернулся в свой штаб в великолепном настроении. Его не испортили даже документы, которые принес капитан-секретчик, хотя оба они не предвещали ничего хорошего:
«ПРИКАЗ
№ 138 от 15 марта 1941 г. Москва
С ОБЪЯВЛЕНИЕМ „ПОЛОЖЕНИЯ О ПЕРСОНАЛЬНОМ УЧЕТЕ ПОТЕРЬ И ПОГРЕБЕНИИ ЛИЧНОГО СОСТАВА КРАСНОЙ АРМИИ В ВОЕННОЕ ВРЕМЯ“
1. Ввести в действие объявляемое Положение о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной Армии в военное время.
2. Всему высшему, старшему и среднему начальствующему составу тщательно изучить это Положение.
3. Главному интенданту Красной Армии к 1 мая 1941 г. снабдить войска медальонами и вкладными листками по штатам военного времени, а штабы военных округов – бланками извещений и форм именных списков».
Второй документ также наводил на печальные раздумья:
«СПЕЦСООБЩЕНИЕ НКВД СССР В НКГБ СССР О КОНЦЕНТРАЦИИ ГЕРМАНСКИХ ВОЙСК НА ГРАНИЦЕ С СССР
В апреле-мае 1941 г.
По данным закордонных источников пограничных войск НКВД Белорусской ССР, германскими властями в последних числах марта сего года отдано работникам государственных учреждений – немцам распоряжение эвакуировать в период 7-15 апреля сего года свои семьи из районов Варшавы на территорию собственно Германии.
Некоторым железнодорожным служащим-немцам на территории генерал-губернаторства выданы предписания с предназначением их на работу на железной дороге в г. Белосток.
Среди населения генерал-губернаторства распространены слухи, что 15 апреля сего года должны начаться военные действия между Германией и СССР.
Со слов железнодорожных служащих, с 7 апреля прекращаются перевозки гражданских пассажиров из Варшавы в восточном направлении.
По данным войскового наблюдения, в нескольких пунктах против участков 87-го и 88-го пограничных отрядов отмечено систематическое наблюдение и фотографирование нашей территории германскими офицерами и солдатами. Движение товарных поездов на линии Малкиня-Гурна – Острув-Мазовецки заметно усилилось.
По данным закордонной агентуры пограничных войск НКВД Украинской ССР, 6 апреля сего года в печати опубликовано распоряжение германских властей о том, что с 12 апреля сего года все железные дороги на территории генерал-губернаторства переходят в распоряжение военных властей.
5–6 апреля из генерал-губернаторства в собственно Германию выехали семьи офицеров германской армии, сотрудников гестапо и государственных чиновников.
Из городов Кракова, Варшавы и Познани в пограничные с СССР пункты Людин, Перемышль (немецкая часть города), Ясло, Кросно и Санок подтягиваются войска. На аэродром г. Кросно прибыло несколько эшелонов с авиабомбами.
Среди населения, в том числе и германских офицеров, распространены разговоры о том, что в ближайшие дни начнутся военные действия против СССР.
Сведения проверяются.
Заместитель наркома внутренних дел СССР
Голубцов отчеркнул сообщение о том, что семьи немецких офицеров отправляются в Германию. «А у нас под страхом партийного наказания в гарнизонах остаются», – вспомнил он недавнее распоряжение секретаря обкома. Решил поговорить с Лосем, но передумал, и позвонил Бельченко.
С Лосем у него были хорошие отношения, но не более того. По фамилии он Лось, а по сути – Лис. Что-то он там пишет своему минско-московскому начальству? Кто его знает, в каком свете представлена деятельность командарма? С ним не пооткровенничаешь… Другое дело – Бельченко. Между ними никаких служебных подчинений, у него свое ведомство, а главное свое дело – город и вся область. А область немалая – от Ломжи до Барановичей, добрая треть всей Белоруссии.
Бельченко тоже охотно общался с командующим, сообщал ему всю правду-матку о том, что творится в области, облегчал себе душу в откровенном разговоре. Вот и сейчас он пришел, как всегда со взъерошенными нервами.
– Вот, смотри, дорогой Константин Дмитриевич, что у нас под носом творится. Только что мои оперативники с акции вернулись. Через три улицы отсюда, на Строительной взяли теплую компашку во главе с капитаном абвера. Давай, тебе вслух отчет прочту:
«При аресте изъято 18 боевых гранат „Мильса“, 7 мелкокалиберных винтовок и немецкий карабин, 620 патронов, 3 револьвера, 2 флакона с препаратами для изготовления слезоточивых газов, шапирограф, ротатор, пишущая машинка, типографский шрифт и нелегальные издания („Майн кампф“), 200 фунтов стерлингов и 120 американских долларов (золотыми монетами), списки с адресами квартир сотрудников обкома ВКП(б)… Изъяты документы шпионского характера (секретные наставления РККА, карты Белостока и окрестных районов с нанесенными военными объектами, аэродромами и др.»
– «И др.» А впрочем, чему тут удивляться? Считай, что война уже началась.
– Да я так и считаю. Если бы еще и в Москве так считали…
– Чарку примешь?
– Приму… Шпионов ловить, это полдела. А мы еще тут видишь, чем занимаемся. – Бельченко достал из папки еще один листок.
«Указание НКВД СССР № 1173/Б об аресте и взятии на оперативный учет лиц из числа подофицерского состава бывшей польской армии
…Наиболее активную и во многих случаях руководящую роль в боевых националистических организациях играет подофицерский состав бывшей польской армии (капралы, плютуновые, сержанты и т. д.).
В связи с этим предлагаю:
1. Всех лиц из числа подофицеров бывшей польской армии проводящих контрреволюционную работу, арестовать.
2. Взять на оперативный учет подофицерский состав бывшей польской армии: капралов, плютуновых, старших сержантов, хорунжих и подхорунжих, использовав для этого проходящую в западных областях УССР и БССР паспортизацию и учет военнообязанных.
3. По мере выявления подофицерских кадров бывшей польской армии сомнительный и подозрительный элемент из них обеспечить агентурным наблюдением.
– И напоследок любопытный факт. Оказывается, забрасываемая на территорию Белоруссии в мае и начале июня 1941 года немецкая агентура не имеет при себе радиостанций и все собранные данные ей надлежало представить своему командованию по возвращении, которое должно было произойти не позднее 15–18 июня!
– Н-да… Есть о чем подумать… Да, Бутоша?
Бутон посмотрел ему в глаза с чудовищным умственным напряжением. Он хотел понять, что так расстроило хозяина. Но не смог… И потому просто лизнул ему руку.
Голубцов перечитал свой приказ по личному составу 10-й армии и отыскал в нем пункт 23: «Прикомандировать лейтенанта Черничкину к разведотделу армии на три месяца». И размашисто подписал.
Накануне он позвонил в Москву, в академию имени Фрунзе, и попросил недавнего сослуживца добыть сверхлегкий фотоаппарат для воздушной разведки. Товарищ оказался весьма дельным человеком, и вот теперь миниатюрная камера лежала на столе Голубцова. Вволю налюбовавшись на замечательную вещицу, он сам отправился в разведотдел. В холле встретил Черничкину. Радостно шагнул ей навстречу:
– Переехали? Как устроились в Белостоке?
– Спасибо, товарищ командующий, замечательно. Товарищи позаботились.
– У нас говорили так: «На новом месте, приснись жених невесте». Приснился?
– Приснился.
– Ну и кто же он?
– Военную тайну хранить умею!
– Молодец. Ответ принят. – Голубцов с удовольствием заметил в петлицах Черничкиной второй «кубарь». – По всем нашим традициям, новое звание надо обмыть.
– Спасибо вам за молдавское вино. Как раз с моей родины. Как вы угадали?
– По глазам.
– Но я одна пить не буду.
– Командующего хочешь споить? – Голубцов перешел на «ты», внимательно глядя в озорные девичьи глаза.
– О нет! Командующий пьет более крепкие напитки.
– Это ты по цвету носа определила?
– Нет, по глазам!
– Да у меня сегодня ни в одном глазу!.. А надо бы, кстати, обмыть одну замечательную вещицу! Где тут наши «глаза и уши»?
– У себя в кабинете.
Они вошли к Смолякову вместе, тот встал и попытался представиться, как положено.
– Садись, садись, а то я тебя в первый раз вижу. Смотри, что мне прислали. Такой? – спросил он Черничкину, показывая миниатюрную фотокамеру.
– Ой, точно такие у нас в школе были! Я с ними и работала.
– Ну, теперь с этим поработаем. Меня интересуют немцы в полосе зашибаловской дивизии.
– Готов хоть сейчас выехать, – отрапортовал Смоляков.
– А вы, Галина Александровна?
– Я тем более.
– Тогда отправляйтесь. Я Зашибалова предупрежу. Ни пуха вам, ни голубиного перышка!