Бог - не любовь: как религия все отравляет
Шрифт:
Начнем с того, что добродетельность верующего никак не доказывает истинности его веры. Допустим, чисто теоретически, что я вел бы себя великодушней, если бы верил в рождение Будды из разреза в бедре его матери. Но в таком случае у моего великодушия было бы довольно зыбкое основание. Следуя той же логике, если один буддийский монах прикарманивает все подношения, которые оставляет в храме простой народ, я не стану утверждать, что буддизм дискредитирован. Кроме того, мы забываем, до какой степени все это дело случая. С тысячами религий, которые могли зародиться в пустыне, случилось то же, что с миллионами потенциальных биологических видов: лишь одна ветвь случайно уцелела и разрослась. После древнееврейских мутаций, уже в ее христианском виде, эту ветвь принял на вооружение император Константин из политических соображений. Он сделал ее государственной религией, а из множества бессвязных и противоречивых книг постепенно получился единый канон, который можно было насаждать. Что до ислама, он стал идеологией головокружительных завоеваний
Однажды я смотрел дискуссию профессора Альфреда Айера, автора знаменитой книги «Язык, истина и логика» и выдающегося гуманиста, с неким епископом Батлером. Вел дискуссию философ Брайан Маги. Обмен мнениями протекал в довольно вежливой форме, пока Айер не заметил, что не видит никаких оснований верить в какого-либо бога. Услышав это, епископ сказал: «Но тогда я не понимаю, что мешает вашему полному моральному разложению». В ответ на это «Фредди», как называли Айер друзья, изменил своей привычной обходительности и воскликнул: «Это, извините, совершенно возмутительная инсинуация!» Надо сказать, что Фредди совершенно точно нарушил большинство синайских заповедей, касающихся сексуального поведения. Он, в некотором роде, даже славился этим. Но в то же время он был великолепным преподавателем и любящим отцом, а значительную часть досуга посвящал борьбе за права человека и свободу слова. Назвать его жизнь безнравственной значило изрядно погрешить против истины.
Из множества авторов, иначе иллюстрирующих то же самое, я выбрал Ивлина Во. Он исповедовал одну веру с епископом Батлером, а в прозе своей всячески демонстрировал действие божьей милости. В его романе «Возвращение в Брайдсхед» есть одно меткое наблюдение. Главных героев, Себастиана Флайта и Чарлза Райдера (первый принадлежит к старинному католическому роду), навещает отец Фиппс, полагающий, что все молодые люди должны страстно любить крикет. Убедившись в обратном, он смотрит на Чарлза «с выражением невинного изумления, какое я позже встречал у религиозных людей, не понимающих, как можно подвергать себя опасностям этого мира и в то же время отказываться от его утешений».
Вернемся к вопросу епископа Батлера. Не признавался ли он в своей наивности, что сам, освободившись от пут религии, избрал бы «полное моральное разложение»? Разумеется, хотелось бы верить, что это не так. Но немало эмпирических свидетельств говорят в пользу такого предположения. Когда священники пускаются во все тяжкие, они пускаются действительно в самые тяжкие, и совершают преступления, от которых бледнеют рядовые грешники. Можно было бы списать это на подавление сексуального влечения, а не на то, чему, собственно, учит церковь, но ведь церковь учит подавлять сексуальное влечение… Одно от другого отделить невозможно, и сколько существует религия, столько все миряне рассказывают нескончаемые анекдоты на эту тему.
Биография Во была запятнана преступлениями против целомудрия и трезвости в гораздо большей степени, чем биография Айера (хотя преступления эти, похоже, приносили меньше счастья первому, чем последнему), поэтому Во часто спрашивали, как его частная жизнь сочетается с его публичными убеждениями. Его ответ стал знаменит: он предложил друзьям представить, насколько хуже он вел бы себя, если бы не был католиком. В устах человека, верившего в первородный грех, это похоже на перевод стрелок, но главное не в этом. Даже беглый обзор жизни Во показывает, что за самые неблаговидные ее моменты отвечает как раз его религиозная вера. Что там жалкие излишества на ниве пьянства и супружеской неверности] Одной разведенной знакомой, повторно вступившей в брак, Во послал свадебную телеграмму, в которой писал, что ее брачная ночь добавит бесприютности Голгофе и станет лишним плевком в лицо Христа. Он поддерживал фашистские движения в Испании и Хорватии, а также гнусное вторжение Муссолини в Абиссинию, потому что их поддерживал Ватикан. В 1944 году он писал, что только Третий рейх стоит меж Европой и варварством. Эти нравственные язвы одного из моих любимейших писателей возникли не вопреки его вере, но благодаря ей. Безусловно, в его частной жизни было и милосердие, и раскаяние, но милосердие и раскаяние с тем же успехом мог проявить и человек безо всякой религии. За примером далеко ходить не надо: полковник Роберт Ингерсолл, виднейший американский безбожник второй половины XIX века, доводил оппонентов до белого каления, поскольку был необычайно щедр, преданно любил жену и детей, всегда оставался галантным офицером и обладал тем, что Томас Эдисон, простительно преувеличивая, назвал «суммой качеств совершенного человека».
Я не так давно живу в Вашингтоне, но мой телефон уже разрывался от звонков мусульман, непечатно обещавших покарать всю мою семью, потому что я не
В определенном смысле, на этот вопрос нет однозначного ответа. Я предпочел бы сохранить полку с книгами Ивлина Во в ее нынешнем виде, понимая при этом, что без мучений и пороков писателя не было бы и его романов. Если бы все мусульмане вели себя, как тот мужчина, отказавшийся от недельного заработка ради правильного поступка, я мог бы не обращать внимания на причудливые проповеди в Коране. В моей собственной жизни, если начать вспоминать благородные поступки, выбор не особенно велик. Вот разве что однажды в Сараево, трясясь от страха, я снял с себя бронежилет и дал его еще более испуганной женщине, которой мы помогали добраться до безопасного места (не только мне довелось быть атеистом в окопах). В тот момент мне казалось, что я должен сделать для нее хотя бы это, да я и не мог сделать ничего другого. Из орудий и снайперских винтовок палили православные сербы. Православной сербкой была и она.
В конце 2005 года я оказался на севере Уганды, в реабилитационном центре для угнанных в рабство детей племени ачоли, живущего на северном берегу Нила. Вокруг меня апатичные, ожесточенные маленькие мальчики (и несколько девочек) с пустыми глазами. Их истории удручающе однообразны. Банда, состоящая из таких же похищенных детей, хватала их прямо дома или в школе. Кому-то было тринадцать, кому-то восемь. Их угнали в джунгли и заставили «принять присягу» одним из двух возможных способов (или сразу двумя). Кому-то предстояло «замазаться» участием в убийстве. Другим выпала продолжительная, жестокая порка — до трехсот ударов («Дети, которые пережили жестокость», — сказал один из старейшин народа ачоли, — «умеют быть жестокими».) Эта армия несчастных детей, превращенных в зомби, принесла стране неисчислимые страдания. Она уничтожала целые деревни. Она породила огромную массу беженцев. Она уродовала людей и пускала им кишки. Она (это злодеяние стоит особняком) продолжала похищать детей, чтобы ачоли не принимали жестких ответных мер, опасаясь убить или поранить одного из «своих». Их банда называлась «Божья армия сопротивления» (Lord's Resistance Army, LRA). Возглавлял ее человек по имени Джозеф Кони, в прошлом мальчик-алтарник, ныне горевший желанием установить по всему региону власть Десяти заповедей. Он крестил нефтью и водой, проводил свирепые церемонии наказания и очищения и страховал своих сторонников от смерти. Он проповедовал фанатичное христианство. Так случилось, что реабилитационный центр, в котором я находился, тоже содержали христиане-фундаменталисты. Побывав в джунглях и насмотревшись на труды «Божьей армии», я разговорился с человеком, пытавшимся вернуть детей к нормальной жизни. Как узнать, спросил я, чье христианство настоящее? Кто прав — он или Джозеф Кони? Прилаживать протезы, предоставлять детям убежище и оказывать «психологическую помощь» могла бы любая светская или государственная организация. Но для того, чтобы стать Джозефом Кони, требовалась настоящая вера.
К моему удивлению, он не отмахнулся от моего вопроса. Он согласился, что своим авторитетом Кони был отчасти обязан тому, что родился в семье христианских священников. Он согласился также, что многие люди верят в магические способности Кони, потому что он обращается за помощью к миру духов и дает своей пастве гарантию от смерти. Даже те, кто сбежал из его армии, иногда божились, что видели, как он творит чудеса. Миссионеру оставалось лишь пытаться показать людям другое лицо христианства.
Прямота этого человека впечатлила меня. Он мог бы предложить и другие аргументы в свою защиту. Совершенно очевидно, что Джозеф Кони далек от христианского «мейнстрима». Во-первых, деньгами и оружием его снабжает циничный исламский режим, правящий в Судане и использующий его, чтобы создать головную боль правительству Уганды, которое, в свою очередь, поддерживало суданских повстанцев. В определенный момент Кони объявил грехом выращивание свиней и употребление свинины. Если только на старости лет он не сделался евреем-ортодоксом, все это очень похоже на знак благодарности исламским хозяевам. Суданские убийцы, в свою очередь, уже долгие годы ведут войну на уничтожение не только христиан и анимистов южного Судана, но и неарабов, исповедующих ислам. Ислам, конечно, не делает официального различия между расами и нациями, но дарфурские мясники — мусульмане-арабы, а их жертвы — мусульмане-африканцы. Рядом с этим кошмаром «Божья армия сопротивления» — всего лишь горстка красных кхмеров с христианской начинкой.
Еще более кровавый пример — Руанда, ставшая в 1992 году новым синонимом геноцида и садизма. Эта бывшая бельгийская колония — самая христианская страна в Африке, с самым высоким процентом церквей на душу населения. 65 % жителей Руанды исповедуют католицизм; еще 15 % принадлежат к различным протестантским церквям. В 1992 году, получив сигнал к действию, бандиты-расисты из организации «Власть хуту» по наущению государства и церкви занялись массовым истреблением своих соседей из народа тутси.